Джена Шоуолтер - Темная ночь

– Но я хочу остаться с тобой!

Прикусив до крови щеку, Мэддокс бросил быстрый взгляд через плечо, чтобы тут же отвернуться и бежать дальше. Но когда он увидел, как Люсьен силой удерживает отбивающуюся Эшлин, как его темные волосы касаются ее плеч, жажда крови усилилась настолько, что ее стало почти невозможно терпеть. Его обуяло непреодолимое желание развернуться, сбежать назад в холл и разорвать друга на куски. «Моя, – клокотало его нутро. – Она моя! Это я нашел ее! Никто, кроме меня, не смеет ее трогать!» Мэддокс не был уверен, чьи это мысли – его или демона, да и сейчас ему было все равно. Ему просто хотелось убить. Дичайшая ярость сотрясала все его естество. И вот он действительно остановился и развернулся, чтобы броситься на Люсьена, рассечь его клинком пополам, залив кровью весь холл.

«Круши, круши, круши! Убей!» – кричал демон.

– Он собирается напасть, – констатировал Люсьен.

– Убери ее отсюда! – заорал Торин.

Люсьен потащил Эшлин из комнаты. Ее полные ужаса вопли эхом отдавались в ушах Мэддокса, что только усилило темные устремления. Перед его мысленным взором снова и снова мелькало ее бледное красивое лицо, и в конце концов это стало единственным, что он вообще видел. Она боялась. Верила ему, хотела его. Простирала руки к нему.

В животе у него извивался жалящий клубок пульсирующей агонии, но он не замедлил шага. Вот-вот пробьет полночь, и он умрет, но, уходя, прихватит с собой всех остальных.

«Да, разорви их на куски!» – приказывал демон.

– Вот черт, – процедил Аэрон. – Демон полностью подчинил его. Придется скрутить его. Люсьен, сюда! Быстрее!

Аэрон, Рейес и Парис ринулись на друга. Мэддокс выхватил свои метательные кинжалы и пустил их в ход. Ожидавшие нападения, все трое воинов пригнулись, и блестящие клинки, просвистев у них над головой, вонзились в стену. Мгновение спустя они уже набросились на Мэддокса и повалили на пол. Кулаки впечатывались ему в лицо, живот, пах. Ревя, рыча, отвечая ударами на удары, он остервенело отбивался.

Челюсть была выбита, чувствительная плоть между ног ныла. И все же он продолжал защищаться. В пылу схватки воинам удалось затащить его вверх по ступенькам и затолкнуть в спальню. Мэддоксу казалось, будто он слышит рыдания Эшлин, казалось, что он видит, как она пытается оттащить от него противников. Выбросив вперед кулак, он попал кому-то по носу. Мэддокс услышал вой и почувствовал удовлетворение. В этот миг его охватило желание пустить еще больше крови.

– Вот черт! Прикуй его цепями, Рейес, пока он еще кого-нибудь не изувечил, – произнес кто-то из воинов.

– Он слишком сильный. Не знаю, сколько еще мы его продержим, – раздался чей-то голос.

Мэддокс рассыпал удары еще какое-то время – то ли пару минут, то ли целую вечность, а затем холодный металл сомкнулся на его запястьях и лодыжках. Он дергался и извивался, не обращая внимания на то, что кандалы впиваются ему в кожу.

– Ублюдки! – бесновался он. Живот невыносимо болел, приступы сменились постоянной агонией. – Я убью вас! Я вас всех прихвачу с собой в ад!

Рейес навис над ним с выражением мрачной решимости и сожаления. Мэддокс попытался ударить его коленями, но не смог из-за цепей. Не обращая внимания на маневры друга, воин вытащил из закрепленных у него на поясе ножен длинный, устрашающего вида меч.

– Извини, – прошептал Рейес, когда часы пробили полночь, и вонзил меч в живот друга.

Острие прошло насквозь. Кровь хлынула из раны на грудь и живот. Желчь обожгла горло и нос. Мэддокс ревел и извивался.

Рейес вонзил меч еще раз. И еще.

Боль… агония… Кожа горела, точно объятая пламенем. Острие меча раздробило кости, повредило органы, и с каждым новым ударом страдание усиливалось. И все же Мэддокс продолжал биться и неистовствовать, так как отчаянное желание убивать по-прежнему мучило его.

Раздался женский крик:

– Перестань! Ты убиваешь его!

Когда этот крик вонзился в сознание Мэддокса, он стал биться еще неистовее. «Эшлин… – пронеслось в его голове. – Моя женщина из леса. Моя . Где она? Где же она? Я должен убить ее. Нет! Я должен спасти ее». Убить… спасти… – эти две потребности боролись внутри его. Мэддокс рванулся в постели. Металлические оковы вонзились глубже в его запястья и лодыжки, но он продолжал извиваться. Кровать сотрясалась, и стальные решетки в изголовье и изножье с лязгом ходили взад и вперед.

– Почему ты это делаешь? – вопила Эшлин. – Остановись! Не трогай его! О боже, остановись!

Рейес нанес еще один удар.

Мэддокс шарил по комнате безумным взглядом. Взор застилала черная паутина, но все же он разглядел Париса, который устремился к Эшлин. Вот он потянулся к ней, обхватил ее руками. По сравнению с Парисом она казалась крошечной. Слезы блестели в ее янтарных глазах и на бледной коже щек. Она сопротивлялась, но Парис был сильнее: крепко ухватив, он выволок ее из комнаты.

Мэддокс издал звериный рев. «Парис соблазнит ее, – подумал он. – Разденет ее и попробует на вкус. Она не сможет устоять. Ни одна женщина не может».

– Отпусти ее! Сейчас же! – закричал он.

Воин с таким остервенением рванул цепи, что кровать едва выдержала. От усилия у него лопнула на лбу вена, и в глазах окончательно потемнело.

– Уберите ее отсюда и больше не впускайте! – приказал Рейес и нанес Мэддоксу еще один, пятый, удар. – Из-за нее он беснуется сильнее, чем обычно!

«Я должен спасти ее, – проносилось в голове Мэддокса. – Где она?» Грохот цепей сливался с его срывающимся дыханием, а он все пытался вырваться.

– Извини, – снова прошептал Рейес и ударил мечом в шестой раз.

Когда острие было извлечено, силы оставили Мэддокса. Демон затих, отступив на задворки сознания.

Конец. Все было кончено.

Распростертый на постели, ослепший и неподвижный, он истекал кровью. Боль не прошла, напротив, только усилилась, стала частью его естества, как кожа. Горлом шла какая-то теплая жидкость.

Люсьен – обманчиво сладкий аромат Смерти не оставлял сомнений, что это был он, – опустился возле Мэддокса на колени и взял за руку, и это означало, что конец близок. Однако этот конец был мнимым, поскольку подлинная пытка ожидала Мэддокса впереди. Полуночное проклятие требовало, чтобы он вместе с Насилием провел остаток ночи, поджариваясь в аду.

Мэддокс открыл рот, чтобы заговорить, но вместо слов вышел кашель. Из горла все сильнее хлестала кровь, он задыхался.

– Утром тебе придется много чего объяснить, мой друг, – сказал Люсьен, а затем мягко добавил: – А теперь умирай. Я сопровожу твою душу в ад, правда, на этот раз ты, пожалуй, был бы не прочь остаться там насовсем, лишь бы не расхлебывать ту кашу, что заварил, а?

– Де… девушка, – наконец выдавил из себя Мэддокс.