Джена Шоуолтер - Темная ночь

– Не волнуйся, – отозвался Люсьен, понимая, что сейчас неподходящее время для вопросов и объяснений. – Мы не навредим ей. Ты сам будешь разбираться с ней утром.

– Не трогайте ее, – произнес Мэддокс.

Он понимал, что эта просьба звучит странно, учитывая, что никто из воинов никогда не был одержим женщинами. Но Эшлин… Он еще точно не понимал, что сделает с ней. Мэддокс знал лишь, что должен сделать, но чего ни за что не сделает. Впрочем, сейчас это все не имело значения. Единственное желание, которое им владело в данный момент, – не делиться.

– Не трогайте, – слабым голосом повторил он, когда Люсьен не ответил.

– Не будем, – пообещал Люсьен.

Цветочный аромат усилился. Прошло еще несколько мгновений, и Мэддокс умер.

– Кто ты и откуда знаешь Мэддокса?

– Отпусти меня! – возмутилась Эшлин.

Она дергалась и извивалась, пытаясь освободиться, хотя мужчина держал ее стальной хваткой. Лодыжка болела, но ей было все равно. – Они его убивают! – продолжала кричать она.

Они в самом деле его убивали, вновь и вновь погружая ему в живот острие огромного меча! Кровь хлестала фонтаном, стены сотрясались от воплей. При воспоминании об увиденном и услышанном ей стало дурно.

Голосов по-прежнему не было, но она мучилась сильнее, чем когда-либо.

– С Мэддоксом все будет хорошо, – заверил ее незнакомец. Мэддокс сломал ему нос – Эшлин видела это своими глазами, но сейчас его лицо было снова в полном порядке. Отняв руку от ее талии, он погладил ее по виску и осторожно отвел назад прядь волос. – Вот увидишь.

– Ничего я не увижу! – рыдала она. – Пусти!

– Не люблю отказывать таким красивым девушкам, как ты, но придется. Из-за тебя он мучился.

– Из-за меня?! Не я всадила в него меч. Пусти сейчас же! – возмутилась она. – Ну пожалуйста!

Не зная, что еще сделать, девушка перестала биться и пристально посмотрела на стоящего перед ней мужчину. У него были ярко-голубые глаза и молочно-белая кожа. В волосах причудливо сочетались черные и коричневые тона. Он был красавцем, каких она никогда не видела, совершенным во всех отношениях.

Но все, чего сейчас хотела Эшлин, – это вырваться и убежать.

– Успокойся. – Лицо мужчины озарила мягкая, соблазнительная улыбка – явный плод долгих тренировок перед зеркалом и «в поле». – Ты не должна меня бояться, красавица. Я приношу лишь наслаждение.

Ярость и испуг, горе и возмущение вселили в нее силу и мужество, и она влепила ему звучную пощечину. «На его глазах только что закололи Мэддокса, и он не сделал ничего, чтобы этому помешать, – думала девушка. – К тому же после всего у него хватает наглости приставать ко мне. Он – страшный человек, и, разумеется, у меня есть причины его бояться».

Незнакомец перестал улыбаться и насупился.

– Ты ударила меня, – произнес он, и в его голосе звучало удивление.

Отвесив ему еще одну пощечину, Эшлин отчеканила:

– Я сказала: пусти меня!

Складки между его нахмуренными бровями углубились. Он потер ушибленную щеку одной рукой, продолжая удерживать девушку другой.

– Женщины не бьют меня. Они меня любят.

Эшлин занесла руку для новой пощечины.

– Ну и ладно, – вздохнул мужчина. – Иди. Мэддокс перестал кричать, и ты уже не сможешь его расстроить.

Красивый незнакомец разжал руки, и Эшлин, пока он не передумал, прихрамывая, побежала прочь по коридору. Влетев в комнату и увидев окровавленную постель и неподвижное тело, она застыла, будто пораженная громом.

«Господи боже!» – думала она. Глаза Мэддокса были закрыты, а грудь неподвижна. Горло Эшлин сдавило рыдание, и она прикрыла рот трясущейся рукой. Глаза наполнились жгучими слезами.

– Они убили тебя, – прошептала она.

Подбежав к постели, притронулась к щеке Мэддокса и слегка потеребила, но он никак не отреагировал. Веки были плотно закрыты и не двигались. Холодный и бледный от кровопотери, воин не дышал. Она опоздала…

«Этот человек был таким сильным, таким полным жизни и энергии, какими же нужно быть зверями, чтобы вот так запросто взять и убить его?» – спрашивала себя девушка.

– Кто она такая? – произнес мужской голос.

Эшлин испуганно обернулась. Убийцы Мэддокса стояли в стороне и переговаривались. «Как я могла забыть о них?» – удивилась она своей неосмотрительности. Они то и дело поглядывали на нее, и речь явно шла о ней, но непосредственно к девушке никто не обращался. Беседа текла легко и свободно, словно в комнате не было ни ее самой, ни бездыханного окровавленного трупа.

– По идее, ее надо отправить в город, но она слишком много видела, – раздалось в ответ. – О чем думал Мэддокс?

– Я столько прожил с ним бок о бок, но и понятия не имел, что он так страдает, – тихо проговорил ангельского вида блондин с зелеными глазами. Он был одет во все черное, а руки его закрывали перчатки с высокими крагами. – Это всегда происходит так?

– Нет, не всегда, – ответил тот, кто орудовал мечом. – Обычно он меньше сопротивляется. – Взгляд его темных глаз был жестким, а тон – страдальческим. – Эта женщина…

«Убийца!» – мысленно крикнула Эшлин, готовая броситься на него. Всю жизнь ее терзали голоса – день за днем на нее обрушивались тысячелетия полных ненависти обвинений, криков ужаса. И единственный человек, принесший ей мир и покой, был жестоко убит прямо у нее на глазах. «Сделай же что-нибудь, Дэрроу!» – приказала себе Эшлин. Она вытерла пылающие глаза тыльной стороной ладони и выпрямилась, насколько позволяли трясущиеся ноги. «Но что я могу сделать? – спросила себя она. – Ведь их больше, и они сильнее».

Покрытый с ног до головы татуировками воин хмуро рассматривал девушку. У него были темно-русые, по-военному коротко остриженные волосы, пирсинг в обеих бровях и мягкие полные губы, а мускулов куда больше, чем у чемпиона мира по силовому троеборью. Его можно было бы назвать красивым – он обладал красотой серийного убийцы, если бы не эти ужасные татуировки. Жуткие сцены с войной и оружием покрывали даже его щеки. Глаза были того же фиалкового цвета, что и у Мэддокса, но, в отличие от последнего, в них не улавливалось ни намека на тепло и хоть какие-то эмоции. У него из носа подтекала кровь, которую он то и дело отирал с подбородка.

– Мы должны сделать что-то с девчонкой, – процедил он, выделив голосом слово «что-то». «Снова тот же холодный, равнодушный тон», – заметила про себя Эшлин. – Мне не нравится, что она здесь.

– Пусть так, Аэрон, но мы и пальцем ее не тронем. – Произнесший это был обладателем чернильно-черных волос, темным нимбом обрамлявших голову, и разноцветных глаз – один был карим, другой – голубым. Все его лицо покрывали шрамы. На первый взгляд он казался уродливым. Однако в следующее мгновение приходило понимание, что в нем есть нечто особенное, какой-то почти гипнотический магнетизм, который исходил от него вместе с ароматом роз. – Завтра утром она будет в том же состоянии, что сейчас. Дышащая и одетая.