Юрий Ишбулатов - Пепельная столица

Облако Аркефальских Хоаксов разделилось на клинья по пять-шесть животных. Налетчики рассчитывали разгромить как можно больше караванов и отступить прежде, чем понесут тяжелые потери от сил Внешнего Кольца. Дрожащие руки взвинченных караванщиков никак не могли справиться с взведением последних двух орудий, а Нуаркх уже различал небесных всадников, вооруженных печально известными шестизарядными арбалетами.

— Может, они не будут нападать? — обратился синит к соплеменнику на мелодичном Таурагли. Роскошные усы, пропущенные в отверстия матерчатой маски, комично затряслись в такт речи, походившей на птичье пение. Голос оказался молодым и звонким.

— Клином они выстроились явно не покрасоваться, — отрезал Нуаркх на общем языке прежде чем, второй синит успел среагировать.

— Лже-всадники показательно нас разорвут, чтобы начать войну, — вкрадчиво тоннельник. Глаза синитов испуганно распахнулись за затемненными окулярами.

— Зачем еще нападать так близко к внешнему кольцу? — согласился старый страж и беззвучно выругался, сохраняя дыхание.

— Ради титула мученика и с Карликом встретиться не жалко, — Нуаркх ткнул локтем одного из синитов и принялся насвистывать мотив трагичной баллады о самоотверженной защите Внешнего Кольца.

— Карлик! Саантирцы ведь достаточно тупые, чтобы это сработало! — покачал головой Паартак, — как мы до такого дошли…

— Страх всегда срабатывает, рано или поздно. Если выживем, напомни рассказать мою версию притчи о перламутровом Синглинге и Звере искалеченного леса…

— Заткнись и помоги навести эту развалину. В глазах двоиться, — Паартака вяло притянул тоннельника к аркбаллисте.

— Пли! — скомандовал Страж, когда Хоаксы подошли достаточно близко.

На команду мгновенно среагировало только три орудия. Тетивы отозвались чистыми низкими нотами, тяжелые болты сорвались с ложбинок и с хищным свистом взмыли в воздух. Затем начался полный разлад, непрекращающийся скрежет зарядных воротов слился с отчаянной руганью караванщиков, звучавшей на трех языках.

Нападавшие оказались далеко не столь искусны, сколь обязывала грозная репутация небесных всадников. Лже-всадники шарахались от каждого снаряда и дергали поводья, мешая Хоаксам лететь стремительно и плавно. Пернатые звери держались на недосягаемой для аркбаллист высоте, и слепящие солнце висело за их спинами. Только два болта чудом настигли цели. Первый зазубренный наконечник вспорол мускулы на груди зверя, но лишь поцарапал ребра. Существо взвыло, одно из крыльев перестало двигаться с прежней легкостью. Несмотря на это, Хоакс продолжил нестись вперед, оставляя за собой буро-золотые перья и кровавые брызги. Ведущему зверю повезло меньше. Несмотря на выдающееся мастерство пилота, один из болтов нашел основание крыла и раздробил полую кость. Крыло вывернулось, и ветер принялся трепать его как флаг. Клекот хоакса и испуганные крики двух всадников смешались воедино, когда они начали стремительно снижаться. Кульминацию падения Нуаркх увидеть не успел, он оказался под обстрелом раньше, чем она наступила.

Синиты подхватили Паартака и потащили к пригибающимся ходокам, которые забились под животы Нар'Катиров. Тоннельник поспешил за ними, отмечая, что над внешним кольцом поднимаются темные дирижабли. Надувные исполины напоминали мыльные пузыри, чем подпитывали заблуждения о своей медлительности и неповоротливости. Но не пройдет и пары минуты, как фронт парящих машин стремительно растянется и изогнется, чтобы отрезать пути отступления для хоаксов и их всадников.

Рана на левой икре напомнила о себе, шаги Тоннельника стали короче и медленнее. Он безнадежно отстал от синитов и стал привлекательной целью для всадников. Болты ручных арбалетов были много легче грозных снарядов, которыми огрызались караванщики, а длиной были не больше ладони. В песок они зарывались на пару длин, и борозда конических воронок стремительно приближалась к Нуаркху. Тоннельник воздел щит и прикрыл глаза от осколков. Попадания ощущались как удары ходока. Наконечники вонзались в кипящую древесину, выныривали из досок и разрушали замысловатый узор, напоминающий застывшие клубы дыма. Внезапно Нуаркх увидел, как мускулы предплечья резко вздулись. Спустя мгновенье его пронзила боль от того, что болт пригвоздил щит к руке. Тяжелые удары продолжили рушиться на щит в дюжине мест. Перенапряжение обжигающей болью растеклось по раненной ноге и сковало мускулы спазмом. Очередной снаряд вырвал из кромки щита приличный кусок и развернул Нуаркха влево, обнажая бок. Первый снаряд, миновавший защиту, скользнул по пластинам панциря и поцарапал шею, второй до середины вошел в плечо. Нуаркха отшвырнуло, лопатки утонули в раскаленном песке. Лже-всадники посчитали попадание смертельным и принялись орошать железным дождем караванщиков, которые в спешке не совладали со стременами.

Помимо всадников Хоаксы тащили тяжелые бомбы с каменным маслом, которые им натерпелось скинуть. Отбросив идею бежать к обреченному ходоку, Нуаркх отлип от песка и поспешил прочь от каравана, надеясь, что нападающие не станут тратить бомбы на одинокую цель. Четырехкрылые Хоаксы затмили вытянутый силуэт тоннельника, а в следующую секунду за его спиной начали разрываться снаряды. Грохот взрывов слился в непрерывный пронзительный звон, оглушенный симбионт плотно захлопнул раковину и больно прищемил веко. Ударная волна выбила землю из-под перегруженных ног Нуаркха, которые едва успели затащить его на вершину крутого бархана. Благодаря проявленной расторопности, тоннельник покатился не в пекло, разгоревшееся позади, а в относительно безопасную ложбину между песчаными гребнями.

— Доберусь до Саантира, обязательно раздобуду арбалет, — Нуаркх испустил усталый, посвистывающий выдох. Болезненно громкий звон в голове не позволил разобрать собственный монотонный голос. Тоннельник медленно поднялся, наваливаясь на последнюю уцелевшую конечность. Затем он начал очередное восхождение, оставляя позади капли вязкой черно-зеленой крови и древесные щепки. При этом Нуаркх машинально расшатал застрявший в плече болт и вырвал его с неприятным влажным чавканьем. Когда вершина бархана, отмеченная полоской красноватого песка, оказалась на уровне лица, Нуаркх осознал, что гребень стремительно проседает, будто с него сходит лавина. Вес тоннельника не мог вызвать столь существенных последствий, и он рефлекторно бросился назад. Не успел Нуаркх скатиться в ложбину, как через вершину перекинулась массивная лапа, покрытая растрепанным буро-золотым опереньем. Вслед за когтистой кистью показалась четырехглазая голова. Длинная оскаленная пасть извергла дождь пенящейся слюны, смешанной с ярко-синей кровью. Острый костяной нарост, которым оканчивалась пасть Хоакса, напоминал остатки разбитой бутылки. Шея зверя тонула в пышном воротнике янтарных перьев, обломанных при падении. Загривок оплетали стремена, в которых болталась неестественно вывернутая нога. Небо заслонил веер исполинского крыла, напоминающий растопыренные пальцы. Хоаксы обычно производили впечатление спокойных, умных животных. Но существо, тянувшее к Нуаркху окровавленную пасть, растеряло эти качества. Оно было выброшено далеко за пределы той боли и усталости, которые могло вытерпеть. Мечущиеся, вылезающие из орбит, глаза сочились агонией и отчаянной агрессией. Нуаркх не мог слышать пронзительные вопли, изливающиеся из глотки Хоакса, но когда зверь открывал пасть в глазах тоннельника двоилось, а виски болели, будто в них уже вцепились серпы когтей.