Павел Кошовец - Просо судьбы

Но, как ни странно, сидевшие за столом, совсем не испугались. Гоблин бросил короткий взгляд на подошедшего и равнодушно вернулся к трапезе. Тролль и гном недоумённо оглянулись, но промолчали. А вот эльф и наёмник вообще проигнорировали здоровяка. Чем окончательно вывели его из себя.

— Я к кому обращаюсь?!

Ежи невольно пригнулся и сгруппировался, готовый в любое мгновение сорваться и бежать на помощь. Успеет ли — другой вопрос, он-то знал, насколько стремительным, несмотря на размеры и показную неторопливость, может быть Лири. Краем глаза он увидел, как к точке конфликта быстро приближается, считай, на мгновение потерявший из виду товарища, Кол.

В следующий удар сердца Ежи вообще потерял дар речи. Перед грозным рассерженным наёмником выросла тоненькая невысокая фигурка — словно бабочка перед драконом. Рыжий видел лишь кусочек профиля, но был совершенно уверен, что шалюрка не испытывает ни капли страха. То ли совеем не дорожит своей жизнью, то ли уверена в чём-то… В общем, поражён был не только Ежи, но и весь зал затаил дыхание. И даже Лири проглотил язык. Зато наёмники за столом наконец-то отреагировали — развернулись в сторону стоявших друг напротив друга громилы и девушки. Причём, опять же, волнения в их лицах не было совершенно. Лишь любопытство.

— … и тут набежало несколько этих вонючих белолицых выползней — стражников, — ДринТок громко засмеялся, обнажив жёлтые клыки, а МенТок недовольно подумал, что даже молодому воину, впервые вышедшему на тропу войны, стоит быть чуточку сдержанней.

Впрочем, молодости присущи крикливость, хвастливость и безрассудство. Можно подумать он в своём первом походе был не таким! Мен усмехнулся про себя: первый же убитый им гном — торговец заставил его ужасно загордиться, и только оплеуха старшего, да последующий ужасных прорыв из устроенной ими западни «светлых», в котором полегло большинство юнцов из его стаи, вернули его на землю. Тем более, Дрин — его побратим и сын двоюродного брата. Пусть бахвалится своими подвигами — не каждому клану уруков можно похвастать таким рейдом в крупный город, где каждому можно показать свою удаль. И пусть Дрин «пахнет» гораздо хуже тех же выпотрошенных им стражников — слизняков, он в своём праве. Просто дело в том, что Мен пресытился по самое горло этим действительно жутко воняющим городом с его давящими каменными домами, безвольными, отвратительными, безволосыми и бледными, будто черви, жителями, он задыхался без свежего воздуха и простора, необходимого каждому вольному охотнику. Он уже насытился и драками — при всей культивируемой в среде истинных беспомощности людей, среди них всё-таки встречались достойные соперники. И в чём тогда радость? В умерщвлении беззащитных? Тут и гордиться нечем. Они — как пыль под ногами, которая заставляет чихать — ты не можешь почувствовать себя настоящим, живым воином! Только с достойным противником (в мирное время, которого у истинных практически не бывало, ибо состояние войны — это нормально, они задирали друг друга; уруки всегда числили себя лучшими бойцами Веринии) можно обратить на себя благосклонный взгляд Тимбуру, духа войны!

Мен, ехавший в отличие от побратима с невозмутимым видом, едва услышав низкое негромкое рычание, насторожился и пригляделся к загривку своего Тарка. Уж он-то, вырастивший и воспитавший его со щенка, знал хорошо, и расслабленная походка, и демонстративное отворачивание морды в сторону, не могли его обмануть — приблизившийся к нему недопустимо близко ягир Дрина мог нарваться на выволочку. А два сцепившихся зверя — это испытание для наездников, и Мен, недолго думая, взмахнул плетью с вшитыми на конце свинцовыми шариками, влепил между ушей. Тарк обиженно взревел и в отместку клацнул зубами на соседа. Тот дёрнулся в сторону, махнул лапой с пятисантиметровыми когтями. Промазал, но наездника при этом ощутимо тряхнуло. Дрин, естественно, удержавшийся в седле, раздражённым или злым от выходки питомца не был, наоборот, расхохотался, хлопая свободной левой рукой по бедру. Мен тоже оскалился, изображая удовлетворение. Весело.

Широкий проспект был пустынен. Жители, те, кто не сбежал из оккупированного «тёмными» района, напуганные резнёй, которую устроили уруки вначале (да и потом они продолжали брать дань кровью), носа не показывали на улицу. Сейчас, правда, когда шаманы частично заполнили посохи, были заняты иными ритуалами и перестали проводить массовые жертвоприношения, немного осмелели — кушать-то надо! Но два едущих наездника — это было очень опасно для здоровья — кто знает, какое развлечение им придёт в голову? Тем более, их все так называемые шутки были неизменно связаны с кровопусканием, пытками и мучительной смертью. Всё вокруг замерло в страхе — Мен буквально ощущал это чувство, пропитавшее и стены домов, и камни мостовой, и кованые ограды, и даже само низкое, затянутое тучами, небо над ними. Это, конечно, тешило самолюбие истинного, но уже, пожалуй, и утомляло. Как и неубранные трупы людей, зияющие провалы окон, грязь, мусор, вьющиеся дымки не до конца потушенных пожаров.

Тарк неожиданно насторожил уши в сторону одного из частых здесь боковых переулков, что кривыми и худыми змейками стекались к проспекту. И самому Мену тоже что-то почудилось, но Дрин, продолжающий заливаться соловьём, не давал возможности сосредоточиться. Он поднял руку. Но побратим не заметил жеста товарища, занятый осаживанием плетью своего зверя, и Мен наклонился ткнуть его кулаком в плечо… Тут что-то горячее брызнуло в лицо… И солёное.

В глазнице побратима торчало оперение арбалетного болта, остриём упёршегося в тыльную часть шлема, который очень настоятельно рекомендовал надеть Мен. Не помогло. Ещё один болт ударил в шею зверю.

Дрин свалился сломанной куклой, да ещё был придавлен тяжёлой тушей бьющегося от боли и ярости ягира.

Мен пригнулся к шее Тарка, выискивая угрозу. Сердце билось мощно и ровно, накачивая дурную кровь, гнев весенним паводком затапливал разум. Но следовало удержать себя в руках, не пойти на поводу бешенства из-за столь вероломного нападения и такой бессмысленной и никчемной смерти побратима.

Словно почувствовав что-то, он поднял Тарка на дыбы. И… всё. Два глухих удара. Зверь под ним содрогнулся, взвизгнул, и, уже понимая, что случилось непоправимое, в падении выдернул ноги из стремян и завалился в сторону от подраненного животного. Это был опасный момент — обезумевший от боли Тарк мог случайно зацепить своего хозяина.

Перекатившись через голову, сыпля ругательствами, Мен, пригнувшись к земле, замер в оборонительной стойке с отведенным в правой руке ятаганом, а левой с защитным наручем прикрывая лицо. Очень быстро мелькнувшие лица этих лживых потомков червей, словно сорвали предохранитель, удерживавший его в холодном разуме. Как говорится, ипостась «истинного» урука не лёд, а пламень. А этих драконовых выродков следовало предать самой мучительной смерти, причём не отдавая ни толики боли и капли крови шаманам — выпить её самому…