Павел Кошовец - Ремесленный квартал

Вдруг его взгляд зацепился за некую деталь — кусок жёлто-красной ткани, виднеющийся под плащом одного из проезжающих внизу вслед за первой повозкой всадника… Потом — настороженное девичье лицо, выглядывающее из-за полога повозки. Его поразила жёсткость взгляда на в принципе очень даже милом личике. Ещё несколько раннее незамеченных деталей — Нил всегда отличался наблюдательностью — на севере никак нельзя иначе.

Разум ещё только пытался собрать увиденное воедино, а рот открылся в истерическом крике:

— Осторожно! Гвардия…

Он ещё пытался сообщить об амазонках, но уже не успел — арбалетный болт пробил гортань.

Но главное он уже сделал: краем угасающего сознания слышал тревожные сигналы, поднимающие людей, и усиливающийся лязг схватки.

С самого утра погода не заладилась. Свинцовые тучи обложили небо, провисли, и вот-вот должны были разродиться дождём. Несильный северо-восточный ветерок заметал землю, крутился, вороша мусор. И пасмурное состояние природы отзеркаливалось соответствующим настроением.

Худук кутался в длиннополую вязаную кофту, любезно выданную служанкой постоялого двора — девушка таким образом пыталась задобрить вредного «тёмного». Гоблин, мысленно усмехаясь, пробурчал нечто одобрительное, хотя изначально, с рассветом покидая дом и заступая на дежурство, это казалось ему лишним: тёплый поддоспешник, кольчуга, а поверху ещё кожаная куртка с металлическими вставками не очень располагали к дополнительной одежде, тем более, что в котомку он взял-таки скатанный плащ, но… Как это ни странно звучит, а сам Худук по отношению к посторонним людям, не относящимся к членам его команды, вообще считал подобное чувство слабостью, гоблин испытал к пугливой служанке мимолётную благодарность.

И ведь она была права! Походив какое-то время в том, в чём пришёл, на условном рубеже обороны, он понял, что озяб, и размотал свёрток, прихваченный с собой. Возможно, это было скорее следствием внутреннего беспокойства, нежели температуры воздуха, ибо здоровые драконы, братья-кузнецы Хван и Рвач и тройка ещё каких-то мастеровых, державших длинные пики и короткие мечи вполне уверенно, несмотря на отсутствие тёплой одежды под добротными кольчугами, признаков замерзания не демонстрировали. Не говоря уже про Рохлю, которого буквально пришлось заставлять надеть кожаную безрукавку, которую он одевал в случае возможной драки. И ведь всё равно поступил по своему, наглец! Рубаху снял, а безрукавку надел на голое тело!

Чувствуя, что начинает злиться, Худук счёл за благо отойти в сторонку: голый живот с жёстким рыжим ковром волос воспитанника, и звук, который получался при соприкосновении когтей с кожей при почёсывании — всё это ещё более нарушало и так не бесконечное терпение гоблина.

Он ясно понимал, что весь его вид с торчащими ушами, вислым носом и волочащимися по земле полами кофты был донельзя смешной. Но… начхать ему было на это. Тем не менее, был рад, что невольные компаньоны по дежурству никак не используют столь удачный повод и не утруждают языки язвительными фразами в сторону гоблина. Только кузнецы изредка нет да нет, бросали на парочку «тёмных» угрюмые взгляды, явно записав их в разряд обузы, нежели реальной силы. Худук не счёл необходимым их разубеждать — настроение и так не к дракону, чтобы ввязываться в словесную перепалку без последствий.

А вообще, раннее утро не было расцвечено особой разговорчивостью: жители Ремесленного квартала в основном помалкивали, иногда перебрасываясь короткими фразами, гоблин с троллем тоже будто воды в рот набрали. Зато с другой стороны канала доносилась вся гамма звуков бунтующего города: воинственные вопли, крики боли, грохот, лязг, а зарева пожаров и мечущиеся тени дополняли картину, рисуемую воображением.

Предыдущая ночная смена успела в красках описать то, что они натерпелись. В основном, конечно, пострадали уши и воображение, — посмеивался про себя Худук, ибо никаких серьёзных столкновений не произошло: ватаги, пытавшиеся пересечь мост, при виде препятствия в виде парочки сцепленных телег и выглядывающих из-за них на фоне горящих костров очень даже недобро настроенных молодцов, благоразумно предпочитали убраться по добру по здорову. Не считать же за серьёзное происшествие — появление двух пьяных расхристанных стражников, в наглую попытавшихся преодолеть кордон. Их быстро утихомирили, но количество вина в крови превышало все разумные пределы, ибо горе защитники простых граждан Агробара расплакались и, исходя слезами, чуть ли не на коленях просили не отдавать их на растерзание толпы. Неизвестно, что же так подкосило очень даже здоровых и крепких мужиков: алкоголь или страх, которого они натерпелись, но сердобольные часовые решили оставить парочку в районе (и даже кто-то увёл их к себе на постой), руководствуясь принципом: проспятся — пригодятся. Тем более никаких толп в поле зрения не было, по крайней мере, пока. А оружие мужики сохранили при себе, что говорило о многом. Просто при штурме баррикады о нём попросту забыли, рассчитывая больше на скорость. К сожалению, подвела координация — а то лови потом этих чумных драконов по всему Ремесленному, будоража спящие, несмотря на тревожные вести из центра, улицы. Так что в полку потенциальных защитников скорее всего прибыло.

Под утро страсти, как понял гоблин, поутихли. Но не до конца. Поэтому очередной женский истерический крик, от которого дёрнулись и крепче ухватились за оружие мастеровые, навёл его на невесёлые думы. Не сказать, что изначально, особенно с самого раннего утра, затемно, не выспавшись, ему было весело. Просто в голове, как ни странно, обычно всегда наполненной всякой всячиной, не всегда безвредной для окружающих, на этот раз было пусто, словно в горшочке из-под каши, из которого выбрали даже пригарочек. И не человеческая самочка, которую, небось, сейчас тискало разошедшееся от безнаказанности городское отребье была тому причиной. А его товарищи.

В который раз Худук, не сложившийся шаман, не удавшийся полноценный член своего племени, по собственной дурости покинувший его, а с течением времени и благодаря некоторым обстоятельствам в лице одного немаленького рыжего тролля, так и не вернувшийся в лоно семьи, злобный зеленокожий низкорослик, которым родители пугали детей не только в «светлых» семьях, но и в людских, никогда не жаловавшийся на память, когда дело касалось мести и люто ненавидевший уруков, «тёмных» собратьев за чрезмерную кровожадность, при этом с удовольствием прибегавший к жестокости по отношению к врагам, подумал о прихотливости судьбы. Ведь именно так легли кости и капризный драконий хвост, что самыми близкими ему существами (кроме, естественно, Рохли) стали зануда и чистоплюй эльф, скряга и тормоз гном и… человек. Кто бы ему сказал об этом, когда он молодым козликом скакал по родным Закатным горам, а ноздрями вынюхивал редкую, но вкусно пахнущую лаванду, то в первую очередь он свернул бы шутнику нос, а потом бы уже ржал по факту опухшей рожи, ибо был скор и на руку, и на язык. Но такова правда жизни… И теперь не находил себе места, переживая(!) о Ройчи, Ностромо и Листочке.