Оксана Демченко - Карты четырех царств [СИ]

Между двумя чешуйчатыми существами, в разломе вывернутых камней, стоял человек. Он был в защите — но совсем не той, какую приберег на крайний случай Ан. Человек имел при себе примитивное оружие и смотрел на своего заклятого врага, багряного беса Рэкста… и за его спину, на Сэна и Лию. Человек пах яростью и сомнениями, слезами боли и гнева, а еще — зеленым ядом Альвира.

— Смерть, — эхом повторил он приговор твари, вздрогнул и пошатнулся. — Ты должен сдохнуть! Должен…

Человек сделал шаг, споткнулся о разворочанные камни и вскрикнул, падая и продолжая смотреть на врага. Завозился, упрямо встал… Ан опознал его сразу, даже под плотной защитой, сотворенной средствами второго царства. Брат Аны, полноправный хозяин имения Гост. Тот, кого бес Рэкст видел однажды мельком — в лесу, на месте казни младенца и кормилицы.

— Умри, — выкрикнул Тан, хотя теперь он смотрел мимо врага, на Сэна, и не делал нового шага, и совсем не верил в свою правоту. Как он мог оказаться в бою не на стороне Сэна? От боли душевной Тан кричал особенно громко, желая оглохнуть: — Мое право, мой долг, смысл моей жизни…

— Живи, — попросил Ан.

Его Правый прыгнул, подставился под удар твари и оказался нанизан на острие каменной пики, сломал её, смял — дернулся и затих… Тан качнулся, неловко упал на локти. Он получил рану, но не был проткнут насквозь, как исходно желала тварь.

— Мой бой! Моя победа! Мой мир! — выла тварь.

Вервру было горько и почти смешно: слова графа Рэкста, стоит ли сомневаться! Звучат до боли похоже… и имеют совершенно иной, топорно-примитивный смысл.

Левый замер за спиной Тана, давая ему время уйти из боя. Тан дернулся, попытался всадить нож в лапу Левого — и, полуобернувшись, окончательно осознал вид и намерения твари, невольным союзником которой он стал. Охнул… Ан прыгнул вперед, проклиная весь нелепый род людской, где слабые норовят влезть в любое дело и порушить его, сколь угодно важное и неотложное.

Левого унесло и вмяло в стену дальнего дома — тварь стремилась добить случайного союзника, заподозрив в желании выжить и присвоить часть славы после победы. Тан уронил оружие и недоуменно уставился на свои пустые руки, когда его накрыло плотным слоем корней, заплело вьюном и потащило прочь, дальше и дальше от неминуемой гибели. Тварь метнулась, осознав нового врага и нацелившись на него. Гудящий ком огня возник, разросся и покатился, лопнул ослепительным сиянием, разбросал смертоносные брызги жара! Еще два шара запламенели и стали разрастаться рядом…

Ан не следил за чужим боем, он радовался передышке — Правый очнулся и заращивает раны, Левый занял свое место. Оба двигаются быстрее и увереннее, они настроились, пообвыкли и стали самостоятельнее.

Тварь смогла осознать число врагов и их силу. Это привело её к пониманию пользы более сложной тактики, чем атака в лоб: тварь дернулась прочь, желая покинуть площадь и дать себе срок, пока прирастает сила… Но — не смогла уйти, впечаталась в незримую стену и оказалась отброшена. Кажется, тварь лишь теперь осознала оковы поединка чести: покинуть площадь прежде смерти слепого вервра нельзя, заняться уничтожением мира в целом — тоже нельзя… Тварь взвыла и полыхнула силой. Веер сияния прокатился по площади, смял фасады домов и запекся на камнях глянцевой коркой. Тварь сосредоточила внимание за Сэне, и грунт треснул, расходясь широким проломом, полным лавы… Трещина нацелилась на алого и стала подползать ближе, ближе.

Правый обошел тварь со спины, Левый атаковал в прыжке и полосовал когтями, оставляя в ранах яд. Вервр Ан нырнул в лаву, и жгущее до костей пламя высветило в памяти знание: как выживать в такой сложной среде, как использовать её во благо, забирая кипящую силу…

Далее бой складывался тяжело, утомительно-предсказуемо.

Начав с оружия первого царства — каменных лезвий, лавы, удушья и прочих подобных трюков, тварь постепенно добавила возможности второго — яды, вяжущие вьюны. Она чередовала способы, все полнее внедряясь в мир и усиливая воздействие. Каждый следующий удар становился мощнее и точнее. Каждая неудача учитывалась при новой атаке.

Сам воздух стал вязким, он сковывал движения и отравлял. Вервр более не мог контролировать всю площадь, он кое-как управлялся с подавлением активности в сфере вокруг себя, и эта сфера медленно сжималась, превращаясь в капкан…

Когда погиб Правый, Ан осознал утрату, как большую боль. На миг и сам он оказался почти мертв — но оправился и не пропустил очередную атаку.

Где-то далеко, вне личного боя, отвлекали на себя часть внимания люди — вервр смутно ощущал их присутствие и понимал: значит, прошло более часа. Алые уже в деле. Хотя это вряд ли важно. Левый держится, вот что главное. Без него противостоять твари будет очень и очень трудно. Без него вервр станет единственной мишенью, и сила атак сразу возрастет на порядок. А ведь Ан и теперь, пусть и не хочется признавать — на пределе: устает, пропускает удары и ранен так много раз, что заращивает себя слишком медленно, неполно.

Левый срезался и угас мгновенно. Кажется, его перерубило пополам и сразу смяло в каких-то чудовищных жерновах. Ан взревел — и погнал волну звука и силы, расширяя сферу контроля, насколько возможно. На краткий миг он смог увидеть почти всю площадь, мутную, словно бы залитую илистой болотной жижей вместо воздуха. Ан увидел и тварь, уже ни на что не похожую, состоящую из разрозненных или связанных щупалец, лезвий, огненных шаров, клыкастых пастей, змеиных тел — всего, что показало себя эффективным в прежних атаках. Свод пространства боя высоко вверху был темным, закопчённым, лозы и корни много раз заплетали прорехи и снова выгорали, рассыпались и растворялись. Сейчас уже имелось немало сквозных прогалов, в двух самых крупных отчетливо просматривается зимнее ночное небо… Значит, защита, подаренная давным-давно альвами, как пожелание жизни из самого сердца садов их душ, эта надежнешая защита — скоро иссякнет…

«А ведь на помощь рассчитывать не приходится», — пронеслось в сознании острое, болезненное… пронеслось и пропало.

Ан остался один. Так было много раз прежде, такова судьба высшего хищника — отстаивать свою территорию. И пусть всякая неспособная к бою шваль вроде кроликов цыкает зубами, перетирая ложь: бой хищников бессмысленный, он только для них и важен, он — крайнее проявление эгоизма. Но разве не тот, кто на вершине, отвечает за мир в целом? За право этого мира оставаться самим собою!

Поле боя, а вернее, весь его объем, становился все враждебнее и опаснее. Исчезало разделение сред — расплавленный, жидкий камень колебался и прорастал подобиями корней в вязкий ядовитый воздух, испарял раскалённую, переполненную энергией жидкость… Но вервр еще боролся, еще выживал там, где, кажется, даже и одного мига провести — невозможно!