Люк Скалл - Меч Севера

Кейн крикнул, чтобы мальчишки убегали, но их словно приковал к месту надвигающийся ужас, и они, казалось, не слышали его.

Неожиданно мимо него вихрем пронеслось размытое зеленое пятно — это Хрипун бросился к малышам и спихнул их с пути гхолама, который в это мгновение двинулся вперед. Хрипун заслонил детей своим телом, и гхолам поглотил зеленого гиганта, который сопротивлялся, напрягая все свои непомерные силы, но не мог вырваться из губительной хватки монстра. Вскоре он задымился, его зеленая шкура приняла темно–оливковый цвет, так как он сгорал изнутри. Открыв рот, он испустил душераздирающий вопль, какой не смог бы издать ни человек, ни зверь. Кейн перехватил последний взгляд его блестящих янтарных глаз, смотревших с грубоватого, открытого и честного лица. А потом Хрипун стал трескаться, и это зрелище было столь ужасным, что Бродар отвернулся.

Через несколько мгновений гхолам выпустил из рук пепел, в который превратился Хрипун, и повернулся к Брику. Коринна и остальные найденыши сгрудились позади него, скованные ужасом. Яна Шах Шан стояла на коленях, закрыв руками лицо, от ее прежней напускной храбрости осталось лишь далекое воспоминание. Она лучше кого бы то ни было знала, на что способен гхолам. Она понимала, что все кончено.

Кейн поднял свой двуручный меч, понимая, что это — в последний раз, и приготовился броситься на созданного богами убийцу. Быть может, ему удастся выиграть для остальных немного времени. Хотя бы еще немного.

— Кейн, — прохрипел Джерек.

Старый воин обернулся, чтобы взглянуть на своего друга.

Волк смотрел на него, из его носа лилась кровь, лысую голову заливало оранжевое свечение гхолама. В его глазах было странное выражение, словно он пришел к какому–то решению. Подняв топор, он показал на ближайший туннель.

— Когда я двинусь туда, собирай всех и убирайся отсюда к чертям. Я его отвлеку, насколько получится.

— Джерек…

— Я не хочу этого слышать. Я делаю это не для тебя. Если я когда–либо увижу тебя снова, я тебя убью. Обещаю. А теперь, черт побери, шевелись!

Не говоря больше ни слова, Волк повернулся и зашагал к этому кошмару, который уничтожал целые армии. Сначала тот не обращал на горца внимания, приближаясь к Брику и найденышам. Дети застыли на месте, парализованные ужасом. Но Джерек поднял топор, прицелился и метнул оружие, которое полетело, вращаясь в воздухе. Оно исчезло в пустоте, которой было тело гхолама, и кошмарное существо замерло, а затем очень медленно повернулось, чтобы встать лицом к лицу с этим новым источником раздражения.

Казалось, время застыло. Кейн встретился с Джереком взглядом в последний раз, и от того, что он увидел в нем, ему захотелось рыдать по своему другу. В глазах Волка не было больше гнева. Только глубокая печаль по тому, что он некогда лелеял и что было разрушено и никогда больше не станет прежним. По распавшемуся братству.

То, что произошло дальше, осталось в памяти Кейна до конца его жизни. Джерек стоял перед гхоламом, одинокий и непокорный, и в его темных глазах, казалось, полыхало пламя, когда он вновь повернул свой решительный взор на это свирепое творение богов. Самое беспощадное оружие разрушения, какое когда–либо знал мир.

— Давай же, ублюдок, — рявкнул Волк. — Посмотрим, что там у тебя есть.

Гхолам поплыл к Джереку, преодолевая пространство над каменистой землей с ужасающей скоростью и оставляя за собой опаленные и почерневшие камни. Решительно сжав челюсти, Волк повернулся и помчался к туннелю. Он добрался до входа, когда его преследователю оставалось еще двадцать ярдов, и шагнул в свой личный ад, в конце которого его ожидала только смерть. Не колеблясь ни мгновения.

Гхолам последовал за ним в темную утробу, и ночь опять стала спокойной и безмолвной, будто безумие только что случившегося было лишь кошмаром, который, к счастью, закончился. Но горка пепла, которая недавно была Хрипуном, и окаменевшие лица детей напротив Кейна разоблачали эту ложь.

Кейн тут же взялся за дело: бросился к найденышам и велел отправляться в путь. Брик опомнился быстрее всех и сразу же стал подбадривать остальных. Яна Шах Шан неуверенно поднялась на ноги, вся дрожа. К ее чести, она быстро овладела собой и в считаные мгновения собрала всех сирот и повела их на север. Кейн был замыкающим, крепко сжимая в потеющих ладонях свой двуручный меч на случай, если гхолам вернется, хотя и понимал, что в этом случае он все равно сделать ничего не сможет. Он изнемог от многочисленных ударов, полученных в ходе схватки с Джереком, во время бега неистово болело все тело. Тем не менее все это было пустяками но сравнению с болью в сердце от утраты двух друзей, которые пожертвовали своими жизнями ради него.

— Мне так жаль, — прошептал он.

Буря все еще бушевала над улицами Телассы, когда Коул наконец появился из развалин Святилища, за ним ковылял запыхавшийся Деркин. Танатес разгневался просто неимоверно. С минуту Коул был убежден, что чародей собирается выместить свой гнев на них. Вместо этого он отвернулся и стал опустошать Зал Летописей. Грандиозная библиотека уже стала превращаться в раскаленный ад, когда Коул и Деркин удрали оттуда.

Танатес пришел туда в поисках правды. В конце концов эта правда толкнула его на крайности.

Когда два друга вышли из заброшенного здания, улицы заливал дождь. Подвал дома был связан со Святилищем, и было еще несколько подобных мест в городе. Они шли, а проливной ливень колотил по ним, смывая глубоко въевшуюся грязь развалин. Несмотря на завывания ветра и грохот грома, были слышны крики. Сражение вышло за пределы гавани. Коул нырнул за стену, когда мимо них по проспекту, ведущему к дворцу, прошел походным строем отряд Белых Плащей. Выпущенное им войско мертвецов все еще сражалось с защитниками города, как и требовал Танатес. По Телассе безудержно носились взад и вперед освобожденные шахтеры. Мысль о том, что Осужденные повергают в хаос этот мирный город, сильно тревожила Коула. Он вспомнил светловолосую знатную даму, которую спас в Сонливии от сумнианского мародера. Формально южанин–наемник и Коул — на одной стороне, но размышлять о том, кто на какой стороне, было бессмысленно в условиях жестокой реальности: невинной женщине вот–вот вышибли бы мозги ножкой стула только потому, что она жила не с тем человеком.

«Это — меньшее зло», — сказал Танатес. Коулу же представлялось, что нет «меньшего» зла — есть только зло. Он устал от того, что люди все время пытались оправдать перед ним свои темные деяния.

Над головой раздалось хлопанье крыльев, и, подняв глаза, Коул увидел очертания черной вороны, которая летела к дворцу.

— Танатес, — пробормотал он.