Люк Скалл - Меч Севера

Но в конце концов правда о его злоключениях догнала его. Она была в издевающихся усмешках придворных; в выражении лиц женщин, которые, как он понимал, трахались с ним из жалости; в темных желаниях, которые поднимались в нем последнее время и которые, в конечном счете, сыграли роль в том, что герцог объявил войну из–за грязной истории со своим внуком. Мередит горько сожалел о том, что не избавился от тела мальчишки.

Он оттащил труп Браксуса от горна. Голова кузнеца расплавилась, осталась только часть челюсти. Рыцарь выпустил труп из рук, тот рухнул на землю, а Мередит повернулся к двум королевским гвардейцам.

— Кразке нужно, чтобы те сироты вернулись в Сердечный Камень. Он обещал их Герольду. Мы будем преследовать их до края земли, если придется.

Потерпеть неудачу в этих поисках — для него не вариант. В конце концов, он тоже хочет получить обещанное.

Бродар Кейн запахнул свой плащ и наклонил голову навстречу ветру. Его волосы развевались над плечами, а он пригнулся на своей кобыле, вслушиваясь в завывание ветра в близлежащих холмах и стук лошадиных копыт по дороге, ведущей назад к Сторожевой Цитадели. Последние несколько дней стоял пронизывающий холод. Снова надвигалась зима.

Уже почти год прошел? Пропущу первую годовщину своего соединения, осознал он с сожалением. Ему захотелось повернуть назад, дернуть за поводья и помчаться во весь опор прямиком к Мхайре и своему новорожденному сыну. Долг позвал его назад в Цитадель, когда он только начинал по–настоящему узнавать своего чудесного малыша.

Он снова увидел мысленным взором лицо Магнара. У младенца — глаза Мхайры, это точно, но в то же время его сын оказался обременен отцовским носом. Чем больше он пойдет в мать, тем лучше, с насмешкой подумал Кейн.

Он старался думать только о хорошем. Всего только три года прожить в Приграничье, и он сможет вернуться к Мхайре, на сей раз — навсегда. Он станет прилежным супругом и отцом. На свое пособие построит дом где–нибудь в предместьях Восточного Сбора. Плотник из него еще тот, но найдется немало людей, которые охотно в этом ему помогут.

Кейн прославился далеко за пределами Сторожевой Цитадели. С тех пор как он пару лет назад сразил двух мерцающих демонов, у Великой Цитадели стало появляться больше юнцов, чем когда–либо, они надеялись стать такими, как Хранитель с ярко–синими глазами и мечом, который никогда его не подводил. За последние семь лет Бродар Кейн убил столько демонов, что потерял им счет, а жутких волков и троллей он косил целыми дюжинами. Справился даже с великаном, который спустился с хребта минувшей осенью.

То, что его навыки получали признание, приносило ему определенное удовлетворение. Уходя со своего поста, на котором его сменил Вражий Молот, Калгар сказал Кейну, что, хотя он необуздан и опрометчив, тренируется он усерднее, чем любой другой Хранитель. Это неослабевающая ярость Кейна заставляла его быть лучшим. Сейчас, став отцом, он научился быть немного сдержанней, подумал Бродар, или, по крайней мере, он на это надеялся.

Кейн еще думал о Магнаре, о той минуте, когда впервые взял сына на руки, когда его лошадь вдруг завизжала и дико взбрыкнула под ним. Он успел заметить оперенное древко, торчащее из бока животного, и тут же лошадь сбросила его наземь. Он грохнулся с такой силой, что все кости затрещали. Кобыла унеслась, оставив его сидящим на заднице и пялящимся в предвечернее небо.

Другая стрела просвистела на расстоянии ладони от его головы. Перекатившись, он вскочил на ноги, не обращая внимания на вспышку боли в спине. Боль — всего лишь способ, которым тело сообщает человеку, что ему нужно сосредоточиться. Теперь, когда его яростный гнев приутих, Кейн обнаружил, что на него легко нисходит холодная, как лед, ясность мышления. Так легко, что Таран и остальные стали задаваться вопросом, не лед ли в самом деле у него в жилах.

«Огонь и лед помогают выковать самые крепкие мечи». Так сказал ему однажды Браксус. Кейн иногда думал, не упустил ли его друг свое истинное призвание — стезю барда. Ведь Браке так ловко управлялся со словами и так здорово умел их подбирать.

Кейн достал из ножен свой длинный меч, чувствуя себя нагим без щита, который был привязан к спине лошади, а она уже, вероятно, на полпути к Сторожевой Цитадели. Оглядевшись по сторонам, он не увидел тех, кто напал на него, хотя, бросив быстрый взгляд на стрелу, торчащую из земли, Бродар предпо- дожил, что они прятались между холмов слева. Так и есть, именно оттуда неожиданно прозвучал голос:

— Давненько не видались, ангельские глазки!

А он–то думал, с чего бы это преступникам нападать на Хранителя, к тому же хорошо известного. Ничего удивительного. Подобно спящему вулкану, гнев воспылал с новой силой.

— Скарн.

— Я знал, что ты меня вспомнишь! Что я тебе говорил, Райдер? Я сказал тебе, что он меня вспомнит!

— Пристрелить его?

— Через минуту. Итак, ангельские глазки. Мы слышали некоторые истории, когда были в Глистиге несколько месяцев назад… Трудно поверить, что это — о том же трусе, который свалил от нас годы назад, но описание совпадало. Говорят, ты теперь герой.

Кейн постарался говорить спокойно, хотя ему казалось, что в его жилах — не кровь, а расплавленный металл.

— Выйди, чтобы я мог тебя видеть.

— Да не стоит. Наслаждаешься отцовством? Слышал, у тебя жена и сын в деревне неподалеку. Вот я и подумал, что мы с ребятами наведаемся к ним после того, как разделаемся с тобой.

Сердце, казалось, застыло в его груди.

— Только подберись к ним — и ты покойник. Ты и все, кто придет с тобой.

— Вот это характер! Такое бесстрашие пригодилось бы, когда мы прорубали кровавую тропу через Зеленый предел. Вместо этого ты сбежал с тем слабаком Красноносым, или как там его. Вскоре после этого я потерял полбанды. Люди — они как лошади: выходит из строя один, и все начинают разбегаться.

— Чего ты хочешь? — спросил Кейн, во рту у него так пересохло, что он хрипел, а не говорил.

Он огляделся по сторонам: нет ли чего, что можно использовать к своей выгоде, молясь, чтобы лучник не начал снова стрелять по нему. Уголком глаза он увидел дом.

— Чего я хочу? Хочу, чтобы ты сдох, ангельские глазки. А после этого я хочу, чтобы сдохла твоя жена. И твой ребенок тоже.

Все вокруг будто залило красным. Ему хотелось кричать от злости и отчаяния, броситься на Скарна и вцепиться зубами в рожу этого убийцы–ублюдка. Но он понимал, что это означало верную смерть. Нет, ему нужно быть ледяным. Не пламенем, но льдом.

— Сначала тебе придется меня поймать! — проревел он, повернулся и бросился к дому.

Духи, должно быть, приглядывали за ним тогда, поскольку еще две стрелы пролетели мимо, одна — чуть не ободрала шею. Добежав до двери дома, он ринулся внутрь. На него уставились три пары глаз: отца, матери и их дочери. Они сидели за столом и ужинали.