Алан Дин Фостер - Чародей с гитарой. Том 2

— Ах, вот оно что, — презрительно затрубил слон. — Новый отряд спасателей принцесс! Такие, как вы, регулярно к нам заглядывают. И все отправляются на корм болотным пожирателям падали. То же будет и с вами. Меня не напугать вашим жалким оружьицем, да и не подкупить — на богачей вы не смахиваете. Но если бы и смахивали… Господин Манзай заботится о своих слугах, и мне он по душе. — Губы слона расплылись в гримасе. — Меня хлебом не корми, дай затоптать докучливого пришельца.

И он хлестнул хоботом, заставив Найка отскочить назад. Будь на месте мангуста существо не столь быстрое, слон наверняка бы его схватил.

— Ты пронырлив, — похвалил толстокожий. — Все вы, похоже, ловкие ребята, кроме разве что человечишки. Ну, да неважно. Мимо меня не пройти, а попробуете под брюхом — я на вас попросту сяду. Когда я на кого-нибудь плюхаюсь, он даже пикнуть не успевает.

Стихи! Нужны походящие стихи! Джон-Том, пронзительно сознавая, что время на исходе, изо всех сил напрягал свои извилины. Проклятье! Ничего слоновьего! Ну, будь что будет. Он запел.

На него вытаращился Мадж.

— Шеф, ты че? Офигел? Че за белиберда?

Не дождавшись отклика от чаропевца, выдр воззвал к остальным:

— Чуваки, вы в этой бредятине хоть чей-то понимаете?

Ответа не последовало. Пауко застыл с потухшими глазами и отвисшей челюстью.

От грифа дуары исходило нежное сияние, оно быстро растекалось, заполняя пространство между экспедицией и стражем. Голубым туманом ударило оно по огромным вислым ушам, заставило их встрепенуться. На слоновьей морде появилось выражение, обозначенное в психиатрии термином «конституциональная глупость».

Охранник шатнулся и привалился к стене, та застонала, но не обрушилась. Толстая шкура обвисла, как рыболовная леска над мельничной запрудой.

Джон-Том на всякий случай состряпал еще два куплета и, лишь допев последнюю строчку, повернулся — поздравить друга.

— Мадж, умница! Получилось!

— А? Че?

У выдра поникли усы, туловище покачивалось, из разинутой пасти капала слюна, а глаза идиотски таращились на чаропевца.

— Умница, говорю!

Столь неординарная реакция выдра слегка остудила восторг Джон-Тома. Он вгляделся в морду Маджа.

— Э! Да что с тобой?

— А? Да ниче, кореш, ниче, все нормалек.

Из лапы выпал лук.

— А ну, все за мной! — Джон-Том указал на одуревшего слона. — Разве не видите? Чары подействовали. Он заколдован, да вот только я не знаю, надолго ли. Пошли. — И посмотрел на спутников: — Э, да что с вами со всеми?

Мангусты брели, находясь в коллективной прострации. Хек и Пауко сплелись в путаном менуэте, безуспешно пытаясь обойти друг друга и снова сталкиваясь лбами. Одурманенный Караукул увлеченно изучал собственные пальцы, как будто под вопросом оказалось то ли их наличие, то ли происхождение. Даже Найк не был исключением — он не сильно, но часто бился теменем в ворота. И едва ли растущую вмятину на шкуре можно было считать обнадеживающим результатом.

Рассерженному Джон-Тому оставалось лишь сгуртовать товарищей и прогнать мимо стража. Тот уже что-то бормотал во сне, а из его пасти капала густая, как студень, слюна.

Чаропевец, оказавшись на просторной ротонде, обставленной для приятного времяпрепровождения, приступил к поискам и наконец обнаружил рычажок на стене. Стоило его перекинуть, как между спасателями и усыпленным слоном сомкнулись ворота — точная копия первых. Оставалось надеяться, что это препятствие выдержит натиск неудавшегося палача, когда он очнется.

На вопрос, сколько продержатся чары, Джон-Том ответить не мог. Прежде чем это случится, хорошо бы найти и выручить принцессу, да успеть вернуться на болото, где погоня не сыщет никаких следов.

Но для этого надо срочно привести в чувство очумевших мангуст и Маджа. Иными словами, необходимо противоядие от удачной чаропесни. Немало уйдет на это драгоценного времени, но выбора нет.

Наконец к выдру и солдатам вернулась способность рассуждать здраво.

— Что за гнусное колдовство? — Найк ощупывал здоровенную шишку на темени. — Что вы с нами сделали?

— Это случайность, я хотел угомонить только слона. — Джон-Том виновато покосился на Маджа. — Что поделать, иногда мои чары расходятся шире, чем надо.

— Иногда? А, черт!

Один лишь выдр сообразил, что произошло.

— Но идея-то хорошая.

— Чувак, идеи у тебя завсегда хорошие. Да вот исполнение частенько оставляет желать лучшего.

— Я сделал только то, что ты предложил.

На морде выдра появилось озадаченное выражение.

— Я? А че я такого предлагал?

— Велел, чтобы я спел какую-нибудь дурь.

Мадж обеими лапами потер физиономию, затем повернулся и с мольбой посмотрел на четырех солдат.

— Ну, видите? Видите, какие клепаные муки я вынужден терпеть последние двадцать годков? Скажите спасибо, че он не превратил нас всех в тритонов. Или даже в пятитонов.

— Поистине, это не похоже ни на одну из известных мне разновидностей волшебства, — признал лейтенант.

— Но ведь подействовало, — добавил суровый Караукул.

Джон-Тома это чуточку обидело.

— Самое главное — что мы все целы и невредимы и прошли мимо охранника.

Хек неуверенно оглянулся на деревянные ворота.

— И долго еще мы будем целы и невредимы?

— Не знаю. Пошли, разыщем вашу принцессу и смоемся отсюда.

Найк задрал нос, принюхался.

— Кажется, я улавливаю ее запах, хотя его сильно глушат запахи множества других существ.

— Хорошо хоть, никто из них не воняет, как слон.

Мадж тоже сосредоточенно работал ноздрями. Джон-Том понимал, что ему тягаться с такими чуткими нюхачами — пустое дело.

Они пронюхали всю ротонду и наконец пришли к общему мнению, которое вывело их в другой, более узкий коридор. На сей раз никто не вышел навстречу и не бросил вызов. Дорога привела во вторую ротонду, поменьше первой, но с такими же высокими потолками.

Когда они приблизились, Найк велел идти медленнее. В зале под куполом они увидели несколько высоких решеток, за каждой находилось отдельное помещение. Из некоторых доносилась тихая музыка. Тут и Джон-Том уловил запах духов. На противоположной стороне ротонды виднелся еще один коридор, там царил мрак.

В центре зала восседала парочка енотих, увлеченных настольной игрой. Поначалу Джон-Том принял ее за шахматы, но, приглядевшись, различил фигуры — совершенно незнакомые и неописуемые. Впрочем, в тот момент он меньше всего интересовался правилами таинственной игры.

Окружавшая енотих мебель претендовала на эпитет «роскошная». Повсюду были разбросаны шелковые перины и тугие подушки. Никак не вязались с дорогой обстановкой тяжелые, грубые замки на золоченых решетчатых дверях радиальных камер.

— В одной из клеток томится Алеукауна, — прошептал Найк.