Алан Дин Фостер - Чародей с гитарой. Том 2

На этот раз он пробудился первым. Бивуак был погружен в тишину. Виджи уютно посапывала на боку, а невдалеке спал на животе Перестраховщик. Но где же Мадж?! Неужели охваченный тоской выдр пошел побродить и рухнул неизвестно где? Стремительные переходы от полного облысения до чрезмерного избытка шерсти и обратно сказались на его импульсивной натуре самым угнетающим образом. Быстрый осмотр бивуака результатов не дал.

— Виджи! — Джон-Том крепко тряхнул ее за плечо. — Виджи, проснись!

Она мгновенно села. Не в характере выдр пробуждаться постепенно.

— Что случилось, Джон-Том?

— Мадж пропал.

Она вскочила и пошла будить Перестраховщика.

— Тут нету. — Енот неспешно озирался. — Не представляю, что с ним случилось, уж будьте покойны.

— Он вечно голоден, — сказала встревоженная Виджи. — Может, пошел по ягоды или еще зачем. Давайте хором позовем его и поглядим, что будет.

— Верно, — Джон-Том приставил ладони ко рту. — Ну, все вместе: раз, два, три…

— МАДЖ!

Ответ донесся немедленно, и вовсе не из дальнего уголка леса.

— Вы не будете добры заткнуться и дать мне досмореть потрясный сон?

Голос звучал совсем рядом, но, сколько они ни озирались, не увидели источника.

— Мадж! Мадж, где ты? — Виджи подняла глаза на Джон-Тома. — Он что, стал невидимкой?

— Ниче подобного, — буркнул Мадж. — Вы все тут ослепли, вот что!

Джон-Том указал влево от себя.

— По-моему, он под этой клумбой.

И действительно, когда он раздвинул цветы, на него, сонно моргая, уставилась пара сердито блестевших карих глаз.

— Еще и оглохли. Я ж сказал, что хочу досмотреть сон, приятель! Разве я поднимаю тебя пинками, ежели чуток проспишь?

Джон-Том глубоко вздохнул и отступил на шаг.

— Мадж, по-моему, тебе стоит взглянуть на себя повнимательней.

— Ладно, чего там еще? — Клумба медленно села. — Лысый? Или волосатый?

Но стоило Маджу обозреть себя, как голос его превратился в разъяренный визг.

— О боже мой, что еще со мной стряслось?!

Случившееся было столь же очевидно, сколь и невероятно.

За ночь шерсть Маджа приняла привычный вид с одним, но весьма серьезным отличием: небольшое утолщение на кончике каждого волоска расцвело… м-да, буйным цветом. На кончике каждого волоска красовался яркий цветок. Цветы как цветы, только лепестки потолще да поплотнее.

Виджи насчитала добрую дюжину разновидностей шерстяной флоры.

— Маргаритки, колокольчики, анютины глазки, ноготки, васильки… О Мадж, ты прекрасен! И пахнешь чудесно.

— Не хочу быть прекрасным! Не хочу пахнуть чудесно!

Убитый подобной несправедливостью Мадж, похожий на удравший с карнавала цветов фигурный букет, принялся злобно отплясывать по кругу, размахивая лапами. Во все стороны полетели лепестки. Наконец, выпустив пар, безутешный выдр уселся на землю, сжавшись в комочек. Очаровательный комочек, отметил про себя Джон-Том.

— Увы мне! Что будет с бедным Маджем?!

— Успокойся, — Джон-Том обнял цветущие плечи. Над кончиком уха выдра деловито жужжала счастливая пчелка. — Я уверен, что это пройдет так же быстро, как и все предыдущие. Подумать только — ведь это меня ты всегда обзывал буйно расцветшим идиотом!

Мадж взвизгнул и бросился на него, но Джон-Том ожидал атаки и легко уклонился. Обычно Мадж настигал его, но на этот раз был так скован своим цветущим мехом, что победа досталась юноше.

— Злодей. Кровожадный, злой, саркастичный, ухмыляющийся павиан, — ворчал выдр. Вытянув лапы перед собой, он оглядел их и вздохнул. — Вот уж унизительное положеньице!

— А с другой стороны, — удалившись на безопасное расстояние, бросил Джон-Том, — если нам придется прятаться, ты уже прекрасно замаскирован.

— Все шутишь… Я тут жутко страдаю, а моему лучшему другу тока б шутки шутить!

Джон-Том подпер подбородок ладонью и оглядел приятеля с преувеличенной серьезностью.

— Что-то не пойму: тебя надо косить или удобрять?

Даже Виджи не удержалась.

— Не волнуйся, дорогой. Я собственноручно буду поливать тебя два раза в неделю.

Мадж плюхнулся на ту клумбу, что была пониже спины.

— Ненавижу! Обоих! Каждого в отдельности! И вкупе!

— Ну, Маджи… — Виджи хотела приласкать его, но Мадж отстранился.

— Не прикасайся ко мне!

Однако во второй раз избегать ласки не стал. Виджи начала обрывать лепестки.

— Любит, не любит, любит, не любит…

Когда она кончила гадание, на спине Маджа не осталось ни лепестка. Больше цветы не распускались. Волоски, недавно служившие стеблями, были голыми.

— Видишь, Мадж? Под цветами твоя шерсть совершенно нормальна.

И они вместе занялись ощипыванием оставшихся цветов.

Волос было много, и лепестков было много, так что работы им хватило до самого Стрелакат-Просада. Когда они достигли окраин, Мадж снова выглядел и чувствовал себя самим собой. Загадочная (и красочная) болезнь прошла; оно и к лучшему, поскольку три дня методичного уничтожения лепестков крайне утомили выдр.

На дороге не было ни знака, ни вывески, и путники не вошли в Стрелакат-Просад, а скорее очутились в нем.

Ум Джон-Тома был чересчур поглощен насущными проблемами, чтобы сосредоточиться на попытках представить себе город, так что ни он, ни его спутники оказались совершенно не готовы к открывшемуся их взорам чарующему видению, мгновенно околдовавшему их. Все опасности и тяготы долгого странствия остались позади. Можно было расслабиться и отдохнуть, позволив себе поддаться очарованию несравненного поселения посреди Просада.

На окраине джунгли были не вырублены, а расчищены: деревья и кусты с крупными цветами не тронули, чтобы они красотой и ароматом оживляли окрестности. Маджу об этом никто говорить не стал, поскольку он по-прежнему весьма болезненно реагировал на любые упоминания о цветах, моментально впадая в кровожадное настроение.

Через селение вилась единственная мощенная булыжником дорога, и уже сам факт ее существования был поразителен, не говоря уж о точности, с какой камни были пригнаны друг к другу. Джон-Том мог лишь строить предположения, как горожане нашли посреди джунглей столь качественный булыжник.

Первым делом они миновали кондитерскую, источавшую столь дивные ароматы, что даже брюзжавший Мадж начал пускать слюнки. Как и все дома города, вид магазина говорил о занятиях владельца. Черепица напоминала плитки шоколада, оконные стекла — леденцы, двери и облицовка — пряник, а притолоки — глазурь. Конфетные бревна связывали лакричные веревки — однако все это было имитацией, в чем Мадж убедился, лизнув мимоходом бисквитный забор, оказавшийся на вкус совершенно деревянным.

Особняк скульптора был вырезан из белого мрамора, отполированного до такого блеска, что на нем не могла удержаться даже дождевая капелька. Дома столяров и плотников являли собой чудеса хитрой резьбы с завитушками и барельефами. Бесшовные стыки были закрыты пластинами из ценных пород. Обычно так отделывают изящную мебель.