Алан Дин Фостер - Чародей с гитарой. Том 1

Дормас испуганно отпрянула, Мадж и Сорбл проявили себя не с лучшей стороны. Клотагорб, однако, даже не шелохнулся. По всей видимости, он сразу понял то, до чего Джон-Том добрался лишь постепенно, по цепочке натужных умозаключений. Появление сего существа, во-первых, свидетельствовало о том, что усердие юноши не пропало втуне, а во-вторых, позволяло судить, до каких же размеров уменьшились путешественники.

— Стойте! — крикнул чародей. — Знаете, кого вы испугались? Это же гничий!

То и вправду был гничий, один-единственный представитель племени, которое всегда откликается на действенные магические заклинания. Выходит, подумалось Джон-Тому, что-то все-таки получается!

Джон-Том все наяривал, и мало-помалу диковинные звуки, которые он издавал поначалу, обретали сходство с настоящей музыкой. Юноша восхищался собственными достижениями. Одно дело играть на инструменте, который является как бы частью тебя, продолжением твоих рук, и совсем другое — бренчать на себе самом. Он играл и пел, и небо исподволь, еле заметно стало светлеть, на нем появились проблески желтого, слабый намек на то, что в мире, кроме черноты и мутной белизны, существуют иные цвета. Желтый цвет усилился, превратился в золотистый; на небосводе возникло солнце — яркий, сверкающий шар, тепло которого согревает мир. Да, то был не очередной гничий, а взаправдашнее солнце. Внезапно что-то будто щелкнуло, наступил миг, когда ориентация в пространстве оказалась полностью утраченной; Джон-Том пошатнулся и, чтобы устоять на ногах, ухватился правой рукой за дуару, а левой — за вовремя подвернувшийся валун. Свершилось! Краем глаза он заметил, как растворилась в воздухе искорка света, и мысленно пожелал гничию счастливого пути, надеясь, что тот остался доволен импровизированным концертом. Музыка по-прежнему звучала в сознании юноши, заставляя вибрировать тело. К великому огорчению Джон-Тома, последствия пертурбации сходили на нет удивительно быстро. Он действительно сожалел о том, что все, похоже, кончилось: ведь не каждому музыканту удается осуществить заветнейшую мечту всей своей жизни. Увы, минувшего не вернешь; теперь остается только вспоминать о былой радости, пережитой в те поистине восхитительные мгновения.

Вокруг возвышались молчаливыми часовыми лесные деревья, которые выглядели так, как им и положено. Посреди полянки виднелось кострище, поблизости от которого высилась горка поклажи. Почтенный чародей лежал на спине; он отчаянно дрыгал лапами, норовя принять более приличное положение. Мадж, сидящий на камне, лихорадочно ощупывал свое тело, удостоверяясь, очевидно, все ли на месте. Дормас, которая также очутилась на земле, моментально вскочила. К Сорблу, естественно, возвратилась способность летать; филин тут же взмыл в небо и принялся кружить над поляной, оглашая окрестности боевым кличем своего клана.

Окрик Клотагорба вырвал Джон-Тома из пучины музыкального наслаждения.

— Мой мальчик, что ты стоишь как пень? Помоги мне подняться! Я бы перевернулся и сам, если бы не пертурбация, которая, по-видимому, лишила меня сил.

Старый лентяй, подумал Джон-Том, однако отложил дуару в сторону. Вдвоем с Маджем они кое-как ухитрились поставить волшебника на задние лапы.

— Хорошо, что все обошлось, — сказал Клотагорб. — Надо признать, без костяка мне было несколько неуютно.

— Точно, — подхватил Мадж. — Даже хуже, чем без... Ну, вы понимаете. По крайней мере, в прошлый раз мы хоть на чтой-то были похожи. Пожалуй, я б не отказался чегой-нибудь выпить. — Он направился к горке тюков. — Ты как, Дормас?

— Конечно, за.

После того как бутылка прошлась по кругу и каждый из путников приложился к одному и тому же горлышку, глотнул того же самого горячительного напитка, что и остальные, между ними окончательно установились весьма дружеские отношения.

— Давайте я упакую ее обратно, хозяин, — предложил Сорбл. Как филин ни старался скрыть своих истинных побуждений, его выдала дрожь в голосе.

— Сам справлюсь, — буркнул чародей, укладывая бутылку в картонную коробку. — Иначе мы скоро обнаружим, что ты не в состоянии отличить, кто из нас кто. А твое острое зрение может еще пригодиться.

— По-вашему, вот-вот случится новая пертурбация? — справился Джон-Том.

— Что касается «вот-вот», тут у меня нет ни малейшей уверенности, поскольку частоту пертурбаций предсказать невозможно, — ответил волшебник. — В один день их может произойти три или четыре, а затем на протяжении недель нас будет тревожить разве что мимолетное помутнение зрения. Из тою немногого, в чем можно быть уверенным, когда имеешь дело с пертурбато-ром, главное — его нестабильность, вследствие чего нельзя предугадывать ни частоту, ни степень серьезности пертурбаций. Иными словами, положение крайне неопределенное.

— Вот и я говорю, босс, — воскликнул Мадж, стукнув себя лапой по лбу. — Ну и вляпались мы, однако! Между прочим, у меня такое чувство, будто я слопал какую-то гадость.

Джон-Том было усмехнулся, но вдруг осознал, что и его собственный желудок на грани извержения. Судя по всему, остальные путешественники страдали не меньше. Дормас тряслась как в лихорадке.

— Да, — изрек Клотагорб, который, несмотря на то, что выглядел не лучше других, внимательно наблюдал за своими спутниками, — я также испытываю симптомы внутреннего расстройства. — Он мигнул, потом на мгновение зажмурился. — Такое впечатление, что они усиливаются. Думаю, мы должны только радоваться.

— Пертурбация? — выдавил Джон-Том. — Уже?

— Вряд ли, мой мальчик. Скорее, последствия предыдущей. Мне кажется, крошечные существа, которыми мы были, не совсем безвредны. Если помните, они слегка отличались друг от друга размерами и формой.

— Выходит, мы сейчас мучаемся из-за них? — пробормотал Джон-Том. — То есть, они — носители инфекций?

— Именно так, — подтвердил волшебник, осторожно усаживаясь на землю. — Разумеется, мы не могли определить этого сразу, потому что болезнь, как правило, не действует сама на себя. Однако теперь ситуация коренным образом изменилась. Внутри нас находятся болезни, которыми мы недавно являлись.

На лбу Джон-Тома выступили капли пота. Неожиданно юноша понял, что чехарда в желудке прекратилась. Интересно получается — сперва выворачивает наизнанку, потом бросает то в жар, то в холод. Ну да ладно, не страшно; только бы побыстрее заканчивалось. Он поглядел на Маджа.

— Отошел? Меня как будто отпустило, только лихорадит немножко.

— Да как тебе сказать, приятель... Чесотка замучила.

— Бедняга. И где чешется?

— Знаешь, кореш, я, пожалуй, не стану уточнять, — отозвался выдр и повернулся к кустам, из которых доносились весьма непристойные звуки, которые издавал вынужденный приземлиться Сорбл.