Алан Дин Фостер - Чародей с гитарой. Том 1

— Ладно, попробуем исправить положение.

— Погоди, приятель, не горячись. Ты только не вздумай петь ту же самую песенку, а то мне как-то неохота снова становиться человеком.

— Но другой подходящей я не знаю.

— Водяная крыса права, мой мальчик, — вмешался Клотагорб. — К сожалению, я бессилен помочь тебе. Справляйся собственными силами, однако постарайся не причинить попутно вреда нам. Не подвергай столь суровому испытанию наши нервные системы.

— Сэр, эти пертурбации сидят у меня вот где! Я сыт ими по горло! Честно говоря, я так устал, что голова просто-напросто отказывается соображать.

— Давай, приятель, не тушуйся, — подбодрил Мадж. — Пой, что помнишь, — вдруг набредешь на что-нибудь путное?

— Не знаю, не знаю. Я перестаю что-либо понимать.

Однако Джон-Том несколько преувеличил. Он понимал одно — выбора у него нет. Он не хотел обращать своих друзей сызнова в людей, ибо тогда наверняка не избежать истерики; но еще меньше он стремился сохранить обличье обезьяны, передние лапы которой такие длинные, что волочатся по земле. Пожалуй, в словах Маджа что-то есть. Пожалуй, на деле стоит петь все подряд. Ведь чем черт не шутит? В конце концов, когда пел, он чувствовал себя настоящим человеком. А может, в том и заключается спасение? Но как ни крути, честностью тут и не пахнет. А говорят, что судьба справедлива! Кто он такой? Студент-недоучка, несостоявшийся рок-музыкант, очутившийся вдобавок в совершенно чужом мире и ином времени, а от него постоянно ожидают чудес! Ладно, он готов, раз уж так повелось, творить чудеса, потому что с детства приучен помогать другим; но когда помощь требуется ему, что он слышит в ответ на свою просьбу? «Мой мальчик, справляйся собственными силами!» Ну и ладно, он справится, пусть даже придется разнести вдребезги этот бестолковый отвратительный мир!

Джон-Том обхватил обеими лапами дуару. Удлинившиеся пальцы без труда доставали до струн как первого, так и второго ряда. Юноша запел. Он настолько разозлился, настолько преисполнился праведного гнева, что совсем забыл, в кого превратился. Между тем среди животных никто не в состоянии тягаться зычностью голоса с той разновидностью обезьян, представителем которой сделался Джон-Том. Их крики разносятся на многие мили над горами и лесными чащобами. Так что эффект — тем более что голосу юноши вторили волшебные аккорды дуары — получился поистине потрясающий. Из горла Джон-Тома вырвалась не столько страстная мольба о превращении в человека, сколько вопль разъяренного дикаря, исполненный такой невероятной мощи, что Мадж и Клотагорб, стоявшие как раз напротив певца, повалились наземь. Волшебник поспешил спрятаться в панцирь. Дормас также рухнула навзничь. Сорбл инстинктивно взвился в воздух, где немедля угодил в маленький ураган, возникший все по той же причине. Ураган подхватил филина, перекувырнул его и повлек прочь.

Однако Джон-Том не обращал на то, что творится вокруг, ровным счетом никакого внимания. Ему казалось, он поет как обычно, нормальным голосом, ибо его уши тоже, естественно, стали обезьяньими, а потому не воспринимали рев, сотрясающий округу, как нечто хоть сколько-нибудь выходящее за рамки обыденности. К тому же юноша, как всегда, когда целиком сосредоточивался на той или иной песне, крепко зажмурил глаза. Мадж попытался было растолковать Джон-Тому, что происходит, но не сумел перекричать потрясающе голосистую обезьяну. Дормас кое-как ухитрилась повернуться к певцу спиной; Колин и Мадж вцепились когтями в землю, чтобы не разделить участь Сорбла, которого уже не было видно. Клотагорб продолжал скрываться внутри панциря. По склону холма сошло как минимум два оползня. Во время одной из наиболее изысканных рулад, что срывались с уст Джон-Тома, купа деревьев, находившихся приблизительно в четырех сотнях футов, прямо-таки полегла на землю, словно под порывом невероятно могучего ветра. Наконец репертуар оказался исчерпанным. В горле у юноши пересохло, будто он давным-давно не брал в рот ни капли воды. Колин и Мадж, отряхивая с себя грязь и палую листву, медленно поднялись на ноги. Над деревьями показался Сорбл. Клотагорб осторожно высунул из-под панциря голову и осмотрелся. Джон-Том стал самим собой; все остальные ничуть не изменились.

— Откуда взялся ветер? — удивился юноша.

— Из твоей пасти, чувак, — отозвался Мадж и похлопал друга по плечу, для чего ему пришлось встать на цыпочки. — У тебя был такой голосина, что ты запросто мог бы докричаться до тех, кто живет на краю света. Я как-то не сразу сообразил, что отсюда следует, а потом стало поздно. Знаешь, нам оставалось тока молиться про себя, чтоб нас не унесло обратно в Оспенспри. Сдается мне, када ты человек, а не кто-нибудь еще, с тобой куда проще.

— Существует такая вещь, как чересчур полезная магия. — Клотагорб стряхнул с панциря пыль, затем взглянул в ту сторону, где, по уверениям Сорбла, находился проход через первую горную цепь. — Теперь мы можем не сомневаться, что врагу известно о нашем приближении. Твои вопли, мой мальчик, разнеслись, должно быть, по всему лесу.

Джон-Том пропустил колкость чародея мимо ушей. Он наслаждался своим собственным телом — загорелыми руками, лишенной шерсти кожей, маленькими ногтями, мозолистыми ладонями. Господи, до чего же приятно снова стать человеком! Однако в глубине души юноша сожалел об утрате столь чудного голоса, обладая которым он мог бы перепеть целый хор. Правда, если всякий раз придется разбираться с властями по поводу оползней и прочих неприятностей... Нет уж, увольте. Джон-Том сокрушенно покачал головой. С таким голосом старая поговорка насчет музыки, от которой рушатся стены, могла бы приобрести новый, роковой смысл.

Колин заставил себя замедлить шаг. Он никак не мог совладать с радостным возбуждением, которое гнало его вперед, а потому постоянно отрывался от спутников. Еще бы — ведь после без малого года странствий он наконец приближался к цели!

Характер местности потихоньку изменялся, что было по душе коале. Он устал от вечнозеленых растений и тосковал по родным благоуханным лесам, а те деревья, что виднелись впереди, казались смутно знакомыми. Их кора была тонкой и бледно-серой, она слезала со стволов длинными лоскутьями, которые громоздились кучками у подножий деревьев. На ветках вместо изрядно надоевших иголок взгляд различал листья, продолговатые, изумрудного оттенка. Даже запах деревьев был иным, не хвойным.

Внезапно глаза Колина округлились от изумления. Не может быть! Где это слыхано, чтобы такие породы росли на севере? Но разве можно с чем-либо спутать благоухание, которым насыщен воздух, разве можно не узнать высокие стройные силуэты? Колин заметил, что вновь убежал от остальных, но только передернул плечами, кинул на землю мешок, бросил рядом саблю и устремился вперед со всей скоростью, на какую были способны его кривые лапы. Он ничуть не сомневался, что товарищи, достигнув этого места, подберут брошенные им вещи.