Джон Райт - Хроники Эвернесса

И тут Люцифер произнес еще одно слово, которое не дано было расслышать земным ушам Лемюэля, но это слово стало тьмой, которая вытекла из рта Люцифера, как чернила из осьминога, и залила свет Аполлона.

Корона Аполлона мигнула и погасла, все стало черным, как самое черное забвение.

— Не отчаивайся, мой сын, но поднимайся вместе со мной, — тихо сказал он. Темный, но все еще теплый, Аполлон стал подниматься, Лемюэль крепко держался за его спину, окруженный перьями орлиных крыльев, которые молотили по черной ледяной воде.

И тут на Аполлона обрушились все престолы, господства, херувимы и власти Ахерона, наконечники их копий сверкали как злые звезды, мгла наполнилась пеанами черной победы.

Смех и светлая песня Аполлона прорезали гармонию черных песен, зазвучали ясные чистые ноты, запела тетива его лука, тьма распалась на куски и побежала. Одна вылетавшая стрела Аполлона превращалась в сотню стрел, темное воинство бежало, тысячами, сжигаемое золотыми лучами, и Аполлон запел:

Ангелы тьмы бежали, отступая перед новорожденным светом, в короне Аполлона вспыхнули первые розовые искры, она становились все ярче и ярче, и вот вся корона засверкала щедрым золотом.

Тьма под ними посерела, извивающийся дым поднялся между башен Ахерона, стены которых не могла пробить никакая стрела и никакой луч света. Люцифер в карете, которую тащили шипящие драконы, поднимался из темноты. Как испуганные дети разбегаются при приближении разъяренной матери, архангелы Ахерона нырнули во тьму и спрятались за своим повелителем, спрятались за его все увеличивающимся плащом, наконечники их копий сверкали багровыми угольками. Плащ все раздувался, и, наконец, стал похож на грозовую тучу, за которой съежилось воинство Ахерона.

Люцифер широко распростер свои огромные крылья, и черный поток ледяной воды поднялся из глубины пропасти, мрачные колонны ила колыхались перед владыкой Ада. Он поднимался, быстрый как смерть, и звезда на его короне сверкала как бакен глубочайшей ненависти; величественная мрачная музыка сопровождала его.

И он запел, еще более громким, глубоким и чистым голосом, чем Аполлон:

Что-то темное, холодное, острое и черное тяжело ударило через завесу из орлиных перьев, пытаясь добраться до Лемюэля. Это было навершье скипетра Люцифера, острая черная грань совершенного алмаза. Рука Лемюэля оказалась в нескольких дюймах он него, воздух заколыхался и пальцы закоченели. К счастью он не глядел на алмаз в упор и не ослеп.

А потом вспыхнул зеленый свет, прогремел гром и… свобода! Лемюэль крепко вцепился в спину бога, а огромная крылатая фигура взлетела высоко в небо и закружила над океаном, пена и водяная пыль разлетались от них и падали вниз.

А потом они летели в голубых небесах и пили свежий весенний ветер, солнечный свет сиял и переливался, танцуя на морских волнах, рядом с ними плыли удивительные облака, и, смеясь как ребенок, Лемюэль изо всей силы сжал бога, с радостью чувствуя, как жизнь возвращается в его окоченевшие пальцы.

— Живой! Опять живой! — громко закричал Лемюэль. — Опять живой и свободный! Я чувствую себя мальчиком!

Аполлон отбросил лук, подхватил старого человека и швырнул его в небо так, что тот закричал; потом вечно юный бог опять поймал его, заливаясь звонким золотым смехом.

— Еще, еще! — выдохнул Лемюэль.

— Ты слишком юн, чтобы летать, о мой неоперившийся птенец, хотя Судья, который ждет тебя у ворот моего мира, уже приготовил крылья, которые ты однажды наденешь. Знай, что за каждое доброе дело он добавляет к ним еще одно перо; а за злое — выдирает, и ветер уносит его прочь. Благословленные и проклятые, когда настанет день, все будут сброшены с той же самой скалы, но только некоторые взлетят. Но ты порадуйся душой, потому что он сказал мне, что твои крылья уже длиннее, чем у кондора, а их оперенью может позавидовать любой орел.

— Пойдем со мной на землю, Отец, помоги установить на ней справедливость и изгнать зло! — с сияющими глазами воскликнул Лемюэль.

— Нет. Пока я бежал, Люцифер ударил меня, и одна капля моего ихора [46] Ихор — кровь богов. сейчас падает на мою бабушку, Землю; там, где она упадет, возник смертельный огонь, который сожрет все живое. Тот, кого ты называешь Азраилом, молится, чтобы эта капля упала на город ангелов на Западном побережье; Пендрагон ищет заклинание, способное направить ее в другую сторону. Если даже мое самое маленькое прикосновение может принести столько вреда, подумай, что будет, если я ступлю на землю всей ногой? Я не хочу повторять хорошо известную ошибку несчастного Фаэтона или создавать новую Сахару.

— Кровь, которую ты пролил ради спасения меня, — сказал Лемюэль. — Скажи мне, как я могу возместить твою потерю, и я сделаю это.

— Ты говоришь так, хотя даже не знаешь цену?

— И повторяю. Не имеет значения, сколько это стоит; я не хочу, чтобы люди страдали из-за меня.

— Хорошо сказано, — улыбнулся Аполлон. — Я слышу, как еще одно перо добавляется к твоим крыльям. Да будет так! Вот цена за мою кровь: ты должен спасти девушку, которая держит в своих руках жизнь твоего внука. Поскольку ты сам спросил, мне разрешено сказать тебе, что надо делать.

— И что я должен сделать?

— Как следует подумать. Логика — оружие, которым не обладают волшебные существа.

И с этими словами бог, развернув крылья, вытянул руку вниз и поставил Лемюэля на вершину седой горы, нависшей над морем; почувствовав приближение бога, кусты лавра и подсолнечника повернулись и раскрыли ему свои лепестки.

Ноги Лемюэля коснулись травы, и он обнаружил, что держит в руках потоки солнечного света.

Лемюэль раскинул руки и взглянул вверх.

— Спасибо, Отец, — сказал он.

И тогда он проснулся. Над ним склонилась темная фигура.

— Гален…?

— Нет, папа. Прости, что разочаровал тебя. Это я, Питер.

Он находился в больничной палате. Кровать отодвинули от стены, и солнечный свет падал на нее через окно, пробиваясь через белые занавески. Питер сидел в инвалидном кресле рядом с кроватью, положив на колени оба костыля. В одной мозолистой руке Питер держал сверхъестественное оружие, имеющее форму железного молота. От головки молота шел дым. В другой руке он держал маленькое коричневое тельце мышки. Лицо заросло седой щетиной, глаза ввалились и почернели от усталости.