Танит Ли - Белая Ведьма

На обложке той Книги была надпись. Обложка была золотой, и рубчики тоже золотыми, но я никогда не видела ничего, кроме надписи. Они никогда не позволяли женщине заглянуть в нее. – Уасти откинула в сторону ковры, мяла железяку, которой она ворошила угли в жаровне, и сыпанула чем-то из открытого сосуда на голый пол. И начертала раскаленным металлом такие слова:

БЕФЕЗ ТЕ-АМ А затем взглянула на меня.

– Ну, Пропащая?

Слова, столь близкие мне в рассыпанной ею зеленой пыли, негромкие из-за их силы – какими же новыми и чуждыми они казались, ибо я не почувствовала в них никакого зла, только великую печаль.

– Здесь истина, – прочла я.

– Они называли ее Книгой Истинного Слова, – сказала Уасти. – Ее продиктовал их бог, но легенды знали лучше, и целительницы тоже знали лучше. Вот так узнала и я.

Я думала, что была одним целым с Дараком по-своему, забывая, что единство приходит не только от тела. Теперь я стала одним целым со странной старухой караванного народа, благодаря почти неощутимому процессу, проистекающему из понимания.

День спустя, после того как мы поговорили друг с другом, гроза прекратилась и караван поспешил дальше. Время года было поздним для путешествия, снегопады приблизились вплотную, таясь за беловато-серыми небесами, усеянными сгустками туч. Фургоном нашим и тянувшими его лохматыми лошадьми правил какой-то паренек. Уасти часто вылезала пройтись пешком, и я шла вместе с ней. Она была очень подвижной и сильной, и холод соскальзывал с нее, как вода с панциря черепахи. Я не видела девицу, бывшую ученицей Уасти, за исключением тех случаев, когда она приносила ей еду. На меня она не смотрела, только на Уасти, умоляюще, как собачонка.

Но все это было мелочью по сравнению с единством.

На самом деле рассказала она мне не так уж и много, но она знала, и это было для меня чудесным раскрепощением. Легенды, которые они рассказали ей, те странные дикари и дикарки из варварского племени, где она научилась своему искусству исцеления, были многоцветными, многогранными и, как бывает со всякими легендами, их требовалось читать между строк, рассматривать скептически, но не переусердствовать в скептицизме, просеивая, отвергая, ища. Когда-то существовала раса – Сгинувшие, называла их Книга племени – великая раса, достигшая большого мастерства в применении Силы, раса гениальных целителей и магов. Но ими овладело Зло и съело их, а потом опять отрыгнуло в новом обличье. И они властвовали, дыша злобой, ненавистью и порчей. В конечном итоге пришла болезнь, безымянная и все же ужасная, и они умирали в самих актах наслаждения, которые и навлекли на них проклятие. Некоторых погребли в великолепных мавзолеях их предков, другие, поскольку не осталось никого, кто мог бы похоронить их, сгнили в своих дворцах и стали наконец белыми костями среди белых костей своих городов, а потом рассыпались даже кости.

И так их больше не стало на свете. Но Книга, по крайней мере, по словам жрецов, утверждала в своем надрывном крике, что древняя раса состояла не только из зла и ненависти. Ее символом был Феникс, огненная птица, восставшая из собственного пепла. Будет второе пришествие – боги и богини снова будут разгуливать по земле.

Не знаю, считала ли меня Уасти одной из второго пришествия. Во мне определенно было немного от богини. Она никогда не спрашивала меня, ни откуда я явилась, ни что я знаю, и я никогда не рассказывала ей больше, чем в тот день, когда сорвала с лица шайрин.

Уасти начала обучать меня своему искусству, на свой лад очень простому и скромному, и душа моя отозвалась: я хотела – мне нужно было узнать.

Караванщики начали принимать меня в свою среду. Теперь, когда я ходила среди них вместе с Уасти, они почти не замечали меня, а раз или два, когда я одна уходила подальше от фургонов, ко мне подходили люди из пещер, где они укрывались на ночь, и просили передать Уасти то-то и то-то. А однажды я нашла заблудившуюся в каких-то пещерных ходах плачущую девочку, и когда я вывела ее обратно к свету костра, она шла, очень доверчиво и вложив свою ладонь и мою. Я не из тех, кто обожает детей, для этого во мне мало общего с обычной женщиной, но доверие ребенка – замечательный комплимент, и оно тронуло меня.

Той ночью я молча плакала по Дараку в фургоне, и хотя я молчала, я знала, что Уасти услышала мое горе, но она не подошла спросить или утешать, зная в мудрости своей, что она ничего не может сделать.

На следующий день стало лучше.

О, да, он всегда будет там, во мне, у меня есть веские причины помнить, но это как старая рана – ноет только в определенные моменты, а потом вполне свыкаешься с ней.

На восьмой день после того, как я присоединилась к ним, начал падать снег, густой и белый.

Ущелье было узким, скалы со всех сторон тянулись ввысь, уходя в свои собственные серые дали. Снегопады в конце концов закроют путь, обрушив вниз валуны и лавины мелких камней и вырванных сосен. Да и волки стали наведываться к нам, как только на землю опустилось белое покрывало. Не очень крупные, беловатого цвета, с огненными глазами. Они изводили нас, словно спрятавшаяся среди скал армии. Детей, больных или слабых накрепко закрывали в фургонах так же, как и запасы пищи. По краям каравана ехали всадники, державшие горящие смоляные факелы, которыми они и тыкали в морды волков. Но лошадям наши новые попутчики не понравились, и время это было утомительным, шумным, раздражающим.

При всем том, что караван официально возглавляли самые важные ехавшие с ним купцы – Оролл, Герет и двое-трое других – в нем отсутствовала организованность и возникали постоянные споры между лидерами. Я гадала, как они вообще сумеют переправиться через Кольцо при столь быстро надвигающихся снегопаде, ведь этот снегопад мог быть только первым из многих. Уасти объяснила мне, что скоро будет туннель, пробитый сквозь скальную толщу самой горы, – укрытый от снегов черный проход, высеченный давным-давно. Она не сказала, что проложили его люди, рабы Древней расы, но я думала, что это сделали именно они. Теперь среди фургонщиков разразился спор о том, следует ли нам прорываться к нему или укрыться в какой-нибудь пещере до тех пор, пока не наступит короткая оттепель, которая обычно бывает после первого снегопада. Герет и еще один вожак стояли за пережидание, а Оролл и остальные предлагали торопиться. Довольно скоро караван раскололся на фракции. Пошли драки, и Уасти пришлось лечить разбитые носы и сломанные костяшки пальцев. Наконец, в убежище пещеры с высокими сугробами снега снаружи и горящими у входа кострами, чтобы не впускать воющих волков, вожаки явились к Уасти и потребовали, чтобы она прочла предзнаменования.