Александр Михайловский - Батыева погибель

Зул и Лилия вдвоем заявились в нашу башню, и, как только у Евпраксии прошел первый шок, раздели ее догола и обстоятельно приступили к изучению фактуры для выполнения поручений Серегина. Коррекция фигуры, где убрать, где добавить, что по части Лилии и Зул. К постановке походки и грации позже подключат нашего балетмейстера Антона, а нижним бельем, одеждой и прочим имиджем займется сама Зул и немного Елизавета Дмитриевна, которая взяла шефство над нашей юной княгиней. Бедняга, теперь ей предстоят изнуряющие тренировки, шейпинг, бодибилдинг и бег трусцой, а также танцы до упаду и специальная научно обоснованная диета от Лилии. Одним словом, я Евпраксии не завидую, но когда все закончится, то короли и миллиардеры (если они, конечно, не голубые), будут падать от нее в обморок и сами складываться в штабеля. Уж очень хороша там первоначальная фактура.

Правда, для полного блеска есть одно маленькое препятствие. Прежде чем Евпраксия сможет во всей своей красе блистать в свете, должно пройти три года траура, и только потом она сможет устраивать мужикам настоящий шок и трепет. Впрочем, кое-что можно было начинать делать уже сейчас.

– Евпраксия, милочка, – сказала ей Зул, – кто вам сказал, чтобы во время траура вы выглядели как уродина или старушка? Ваш же покойный муж прямо сказал, что хочет видеть вас счастливой, поэтому больше оптимизма. И кто вам сказал, что черный цвет – это некрасиво? Он так хорошо сочетается с вашей ослепительно белой кожей и рыжими волосами…

И вот теперь Евпраксия под чутким руководством Зул целыми днями в состоянии различной степени раздетости-одетости вертится перед зеркалом, примеряя наряды; разумеется, за исключением того времени, которое у нее уходит на сон, еду, занятия с Ольгой Васильевной, Димой и Лилией, а также шейпинг и танцы под руководством Антона. К тому же жаркий климат этого мира, если не накладывать на себя специальных охлаждающих заклинаний, требует весьма жесткого минимализма в одежде, тем более если эта одежда черного цвета. Евпраксия нашла очень простой выход из положения – она старалась в дневное время как можно меньше появляться на улице под палящими лучами местного экваториального солнца, а все свои прогулки совершать после его ухода с небосвода. И никаких воспоминаний и беспокойств о сыне Иване, оставленном на попечении супруги Евпатия Коловрата.

На мой вопрос, как так может быть, Евпраксия наполовину по-гречески, наполовину по-старославянски, с добавлением некоторых современных нам русских слов, рассказала, что и раньше-то виделась со своим ребенком нечасто. С первого же момента после рождения им безраздельно завладела княгиня-прабабушка Аграфена Ростиславна, тут же передавшая младенца на попечение мамкам, нянькам, кормилицам и поилицам. Какие уж тут у Евпраксии могли возникнуть материнские чувства, если она даже не смогла как следует ощутить этого выношенного ею ребенка своим сыном. Нет уж, так действительно будет лучше – и под руководством Евпатия Коловрата маленький Иван имеет шанс вырасти достойным человеком.

Но, наверное, самый сильный шок – сильнее, чем от знакомства с деммками и обретения магического таланта – Евпраксия испытала, узнав, что княгиня Елизавета Дмитриевна у себя на родине служила в войске и была командиром штурмоносца, перевозящего прямо в эпицентр сражения сотню отчаянных спецназовцев-головорезов; ближайшим аналогом чина Елизаветы Дмитриевны в местных условиях был тысяцкий кованой рати. Надо сказать, что Евпатий Коловрат до своего воеводства занимал в рязанском войске именно эту должность.

Кстати, об Аграфене Ростиславне. Эта властная женщина, от которой сбежали все родные и близкие, отнюдь не торопилась возвращаться в Рязань в одиночестве, а, пользуясь своим статусом гостьи, затаилась в башне Власти, видимо, не в силах принять никакого решения. Возвращаться в Рязань – а кому там нужна одинокая старушка, вся близкая родня перемерла или разбежалась. Вернуться в родной Смоленск или в Киев, где когда-то княжил ее отец Ростислав Мстиславович, внук Владимира Мономаха, тоже не представлялось возможным. Если ей нет места в Рязани, с которой были связаны последние сорок лет ее жизни, то в городах своего детства она вообще никто, и звать ее никак.

Есть еще один внук, коломенский князь, но в силу своего вассалитета владимирскому княжеству он оказался на стороне силы, воспротивившейся Серегину, а бабушка, пожив с нами немного, хорошо представляет, чем это может для него закончиться. Как минимум поркой, как было в деле с мокшанской царицей Нарчат, а то и чем похлеще – так что и хоронить будет нечего. Ведь с князем Романом Игоревичем будет иметь дело не относительно добрая Ника-Кобра, а сам Серегин не склонный к миндальничанью, действующий по принципу «кто не с нами, тот против нас».

Аграфена Ростиславна может остаться у нас, но тоже не понимает, на каких основаниях. То, что Серегин ее пока не гонит – не имеет значения. Мы вполне в состоянии прокормить одну пожилую женщину, если она, конечно, в нашем коллективе не будет проявлять неуместных с ее стороны властных амбиций. Она и сама это прекрасно осознает, но в то же время ей невместно быть и на положении просительницы. Ведь она не только властная женщина, но еще и очень гордая, не желающая идти на поклон к кому-либо, пусть от него хоть трижды зависит ее жизнь.

Встреча подстроилась как бы случайно. Я с утра зашла в библиотеку, поболтать с Ольгой Васильевной и узнать, как дела у моих подопечных по части учебы, и почти сразу туда явилась Аграфена Ростиславна – женщина грамотная, но отроду не читавшая ничего, кроме Псалтири и прочей душеспасительной литературы, а как известно, подобной литературы в библиотеке советского танкового полка быть не могло.

Увидев меня, разговаривающей с библиотекарем, старуха через силу улыбнулась и величественно, будто крейсер, раздвигающий волны, направилась в нашу сторону. Ольга Васильевна, заметив приближение бывшей рязанской княгини, замолчала и вопросительно посмотрела в мою сторону, будучи человеком врожденно деликатным и в силу советского интеллигентского воспитания немного робеющим в присутствии прирожденной рюриковны. Или, быть может, эта самая «рюриковна» распространяла вокруг себя некие флюиды подавляющей властности, поскольку ни Серегин, ни Елизавета Дмитриевна, ни даже парочка древнегреческих богинь не вызывали у библиотекарши такого шокирующего эффекта – а ведь они во многом были покруче престарелой рязанской княгини, сумевшей пережить мужа, всех сыновей, а также двух внуков из трех.

Сделав Ольге Васильевне знак о том, что наш разговор об успеваемости моих гавриков мы продолжим позже, я повернулась навстречу приближающейся Аграфене Ростиславне, надев на лицо маску доброжелательной силы, как бы говоря, что я тут богиня Анна и не потерплю, чтобы в моем присутствии осуществлялись наезды на кого-либо или случались скандалы. Разогнавшаяся уже было бывшая рязанская княгиня заметно притормозила, окинула меня оценивающим взглядом и, видимо, приняв какое-то решение, придала своему лицу выражение независимой гордости. Мол, если не получится, то не очень-то было и надо, мы уж как-нибудь сами. Да нет, уважаемая мадам, сами вы теперь только в гроб, а все остальное только с нашей помощью.