Александр Михайловский - Ярость славян

Потом болезных частью увели, частью унесли, после чего гребцы, прикованные к скамьям на выброшенных на сушу кораблях, забытые и никому не нужные, остались предоставленными самим себе. Честно говоря, я не представлял, что с ними делать. Ну, освободить – это само собой, но как быть с ними дальше? Кормить «за просто так» я их не буду. Во-первых – не позволит Мэри, а во-вторых – я и сам сторонник того, что кто не работает, тот не ест. И черт его знает, будут ли они, знавшие только принудительный труд, работать за плату как свободные люди, без окрика надсмотрщика и свиста его плети. Или они примутся разбойничать, просто отнимая у местных антов, что им необходимо, и тогда я буду вынужден их просто уничтожить, просто потому, что за антов, которых я уже взял под защиту, я отвечаю в значительно большей степени, чем за этих гребцов. С другой стороны, куда податься всем этим людям? Если у кого-то из них на далекой родине еще сохранились семьи, то там их, наверное, уже никто не ждет. И кроме всего прочего, до этой их родины еще нужно добраться, что весьма сложно, даже если это земли ближних славян; а если это в Карфагене, Испании, Италии или упаси боже в Африке южнее Сахары, так и вообще невозможно.

Пока я смотрел на этих гребцов, они в свою очередь смотрели на меня. Наконец один из гребцов с ближайшего корабля, косматый как медведь и мускулистый как Шварценеггер, с плечами, покрытыми застарелыми шрамами от плетей (по всей видимости, неформальный лидер команды), привстал на скамье, насколько позволяла цепь и крикнул в мою сторону на плохой латыни.

– Эй, начальник, ты, что ли, будешь наш новый хозяин?

– Начальник, – ответил я, – это ты правильно сказал, а вот хозяина у вас больше нет. Совсем. Здесь, в Артании, рабство запрещено, и ваш бывший хозяин теперь до конца жизни будет копать землю на стройке, если выживет после сегодняшнего внушения.

– Э-э-э… нет, начальник, – задумчиво произнес мой собеседник, почесав лохматый затылок, – так дело не пойдет. Если не будет хозяина, то кто нам даст вина, пожрать, постель и женщину?

– Никто не даст, – пожал я плечами, – если ты не старик, не ребенок и не инвалид, то сам должен заработать себе на жизнь.

– Заработать на жизнь? – у лохматого был такой вид, как будто я предложил ему достать с неба луну. – А как это можно сделать? Пока что у нас получалось зарабатывать зуботычины да плети, а на жизнь заработать не получалось.

Остальные загудели, одобряя слова товарища.

– Все просто, – ответил я, – если пойдешь работать на стройку, то, с учетом своей силы, будешь получать за работу одну силикву* в день, и на нее жить. Но только там действительно надо работать до седьмого пота, а не просто присутствовать, – тут я обвел глазами этих людей, которые слушали меня очень внимательно. Теперь я обращался к ним всем. – Если же вы решите, что работать вам скучно и хочется повоевать, то с вашим телосложением добро пожаловать в штурмовую пехоту. Во время обучения плата тоже одна силиква, но жить вы будете на всем готовом за счет службы; после завершения обучения плата один миллиаресий**, и все необходимое так же, как и во время учебы, будете получать за счет службы. Но командира слушать как родного отца, он вам не надсмотрщик, и кнутом не машет. Не будете выполнять его приказы, то тут же вылетите со службы – кувырком, не оглядываясь. При этом, если вздумаете заняться грабежом местного населения, то зуботычинами не отделаетесь и будете тут же настигнуты нашими солдатами и убиты. Местные, на каком бы языке они ни говорили и к какому бы племени ни принадлежали, целиком и полностью находятся под нашей защитой.

Примечание авторов:

* силиква – византийская серебряная монета весом в 2,2 грамма серебра, равная 1/24 золотого солида.

** миллиаресий – византийская серебряная монета весом в 4,5 грамма серебра, равная 1/12 золотого солида или 2 силиквам, или одному древнеримскому денарию .

– Понятно, начальник, – снова почесал в затылке лохматый и задал еще один вопрос, – Скажи, приятель, а сам-то ты кто, что обещаешь такие деньги? Поди, там все совсем не так?

– Ты сам правильно назвал меня начальником, – ответил я, – капитан Серегин, по совместительству великий князь и бог справедливой оборонительной войны.

– Бог?! – усомнился лохматый, – врешь, поди?! И какой из тебя князь? Князь – он одет в шелк с ног до головы, перстни на нем золотые, венец серебряный и цепь златая поперек пуза, как для неаполитанских собак. А ты одет как варвар, важности в лице никакой, рукоять меча оплетена обычной кожей и совсем не изукрашена, а рука у тебя мозолиста, а не нежна и холена. Нечто бывают такие князья? Нет, не бывают. Обманщик – вот ты кто, а никакой не князь и не бог.

– Обманщик, говоришь? – переспросил я, извлекая из ножен меч Ареса и направляя его в сторону лохматого. Затем я представил, что железо, охватывающее щиколотки гребцов, становится мягким, как мокрая глина, ножные кольца разрываются, а удерживающие их цепи подобно змеям скромно уползают под лавки, чтобы замереть там навсегда. Полностью создав в мозгу эту картину, я мысленно сказал: «Аминь» – и повернул меч, как ключ в замочной скважине, что должно было выпустить заклинание на свободу.

Но тихой работы не получилось. Что-то звякнуло, кракнуло, а потом пошел такой шум, будто эти кандалы принялась грызть целая сотня железных хомяков, при этом чавкающих и шумно отплевывающихся. И цепи, вместо того чтобы тихо отползти в сторону, принялись в панике черными змеями расползаться во все стороны как по команде: «спасайся кто может». Вид у лохматого и его приятелей был до предела обалдевший, особенно после того, как некоторым пришлось уворачиваться от улепетывающих в панике кандалов. Где-то я пять перестарался, не рассчитал усилий.

– Верую! – заорал недавний пессимист, рухнув передо мной на колени, и стукнув лохматой головой о планширь бывшего купеческого дромона. – Верую, князь-батюшка, надежа ты наша и опора, во все верую. И в то, что ты князь, и в то, что бог, или, по крайней мере, могучий колдун, и в то…

– Хватит уже, – устало сказал я своему новоявленному новоявленному почитателю и махнул мечом на две почти противоположных стороны, – записываться на стройку – это туда, а в войско – вон туда. Там вас примут, оденут, приведут в порядок, помоют, накормят, обогреют и объяснят, что надобно делать и там, и там. А мне с вами разговаривать дальше некогда, на это у меня есть помощники.

К моему удивлению, из толпы, повылезшей из развалившихся на суше дромонов, в сторону стройки направилось чуть больше трех десятков, а остальные дружной компанией потопали вербоваться в армию. То ли они все по большей части из военнопленных, то ли решили, что раз я так неласково встретил патрикия Кирилла, то теперь непременно буду воевать с Византией. А может, и то, и другое вместе взятое. Кстати, война с готами в Италии закончилась всего лишь девять лет назад, так что некоторые участники тех событий могут быть вполне еще живы. Но вернемся к нашим баранам, точнее к патрикию Кириллу – вот он стоит в сторонке, отделенный от команды дромона и трясется как осиновый лист, пока люди Мэри из финансовой службы пересчитывают солиды в кожаных мешках. Полезное занятие – доверяй, но проверяй. Это неграмотного аварского кагана можно обмануть, а нашу Мэри никогда. Но мы подождем, посмотрим пока по сторонам и, как только Мэри закончит с этим деятелем, возьмем его в оборот. Кстати, для этого мне понадобятся Велизарий и Антонина, они успели так радикально омолодиться, что теперь никто из константинопольских знакомых, наверное, не сумеет их узнать.