Ник Перумов - Кольцо тьмы. Трилогия

— Ты звал меня, и вот мы встретились. Говори же, я слушаю, да не медли — времени у нас мало.

— Гэндальф… — пролепетал хоббит, точнее, понял, что пролепетал. — Так ты теперь в Заморье, да?

— И это всё, что ты хотел сказать мне?

— Нет, конечно же, нет, — зачастил Фолко. — Но, Гэндальф, нам так не хватает твоей помощи! У нас тут такое… Как нам разобраться без тебя? Почему ты там, а не здесь?!

Улыбка исчезла с лица привидевшегося хоббиту старика.

— Что творится в Средиземье, мне известно, разумеется, в самых общих чертах. Но теперь вам придётся решать и разбираться во всем самим. Я и другие ушли как раз потому, что народам Северного Мира более не нужны пастыри, они могут жить собственным разумением. Поэтому я здесь, у эльфов, на земле моей юности. Моей эпохой была Третья. Я противостоял Саурону, а исполнив возложенный на меня долг, смог вернуться. Таков мой ответ на твой первый вопрос.

— Но неужели ты не подскажешь нам? Не посоветуешь? Не все наши тревоги и страхи родились ныне, кое-какие, похоже, из Предначальных Дней!

— Я не могу давать советов, — прозвучал глубокий скорбный вздох. — Просто я не смог отрешиться от Средиземья, и, хотя у меня теперь совсем иные дела и заботы, я сохранил возможность иногда беседовать кое с кем из населяющих Средиземье. С теми, в ком жив ещё отблеск Первого Костра: с древними — то есть с эльфами, гномами и вами, мои милые чудаки-хоббиты. Но не проси меня о советах — здесь я не властен. Потому что всеведущих нет и не может быть, лишь непрестанным трудом Мудрый может заслужить высочайшее право судить и советовать. Когда-то оно было у меня, и я им воспользовался.

— Так что же, ты совсем не можешь помочь нам? — Фолко показалось, что он выкрикнул эти слова.

— Могу ободрить и поддержать в минуты тягостного сомнения, — ответил Гэндальф. — А поднесённое готовым знание, право же, немногого стоит. Я могу только догадываться о первопричине ваших нынешних тревог, а рассказать тебе о Заморье просто не имею права. Ты ведь уже слышал о Весах? Всякое знание должно быть заслужено, так что погоди отчаиваться! А всемогущих, запомни, в нашем мире нет и не было. Даже Светлая Королева не всесильна.

— Но спросить тебя о прошлом, о Войне за Кольцо, о судьбе хоббитов, ушедших с тобой, о Валарах и Эарендиле я могу?

— О хоббитах можешь, — улыбнулся Гэндальф. — Можешь их даже увидеть. А об остальном… о Войне за Кольцо всё, что нужно знать Смертным, изложено в Красной Книге. Об Эарендиле там тоже сказано достаточно, а о Валарах… тебе довольно будет знать, что они есть и служба их далека от завершения. Пойми, это не моя злая воля, а всё те же Весы. За знание надо платить. Иногда и собой.

— Но почему Эарендилу не было разрешено вернуться после его подвига в Средиземье? Есть ли на самом деле Великая Лестница? Куда делся Саурон? Почему остался Трандуил?

— В одном вы, хоббиты, точно не изменились, — вновь улыбнулся Гэндальф. — Вы столь же несносно любопытны, когда дело доходит до вопросов. Я не могу ответить тебе — пока не могу. Уже то, что наши помыслы встретились, преодолев гигантские расстояния и кое-что посильнее их, говорит о многом. Ты сможешь в будущем подняться и выше… Если не оступишься. Права говорить со Смертными Средиземья добился тут один я, причём приложив неимоверные усилия. Я ещё покажу тебе тех, кого ты хотел увидеть. И помни — наша встреча была не последней. И запомни ещё — держись Пелагаста! А пока прощай!

Гэндальф сделал шаг в сторону и исчез. Фолко неожиданно увидел окно в сплошном золотистом сиянии. У окна сидели трое, и, присматриваясь, он понял, что это — хоббиты. Два из них выглядели очень старыми, один — так и совсем древний, а ближе всех к Фолко оказался крепкий хоббит средних лет. Их головы были склонены, и Фолко не мог разглядеть их лиц, но тут же понял, кто из них кто. Видение это продолжалось лишь краткий миг, затем всё погасло.

Наутро он пробудился на удивление свежим и успокоенным. Куда-то сгинули все обуревавшие его мрачные мысли, и даже не дававшее покоя в последние дни лицо Милисенты не то что поблекло, но несколько отдалилось. Теперь он рвался вперёд, крепко запомнив сказанное ему во сне Гэндальфом: ты можешь подняться выше, если не оступишься. Здесь понятно — поднялся же на самый верх Гэндальф после победы над Балрогом! И кто знает, увидел бы он мага, не будь до этого Могильников…

Шла первая неделя апреля, но всё вокруг уже начинало пышно зеленеть и расцветать. И хотя небо затягивали серые ровные тучи, Фолко казалось, что это один из самых ясных дней в его жизни. Они двигались через коренные арнорские земли, не опасаясь нападений, но всё же ночью оставляли кого-нибудь сторожить их коней и фургоны.

Время от времени Фолко ловил на себе одобрительные взгляды Торина; перемена в его настроении не ускользнула от внимания вожака отряда. Никто не провозглашал его предводителем, но как-то так получилось, что все спрашивали его мнение, даже Рогволд. Ловчий тоже заметно изменился после того, как они покинули столицу. Его поступь вновь стала свободной, мягкой и лёгкой, речь обрела знакомые металлические нотки, а взгляд — обычную сосредоточенность и уверенность. Под стать ему были и отправившиеся с ними люди — среднего возраста, коренастые, сильные, опытные. Они не скрывали, что не собираются лезть в Морию; их задачей было оставаться на поверхности, охраняя запасы отряда и поддерживая связь с Аннуминасом. Люди и гномы шли мирно и дружно, не считаясь родом, а делая одно дело. Так прошло четыре дня.

На пятый день отряд вступил в хорошо знакомую троим путникам долину, где осенью (Фолко теперь казалось, что это было давным-давно; время же после того, как он покинул Хоббитанию, он уже мерил годами) довелось разнимать сцепившихся на пыльной полевой меже крестьян. День уже угасал, когда они перевалили через гребень гряды, и они решили заночевать в Хагале. До Пригорья неторопливым ходом оставалось ещё полных четыре дня дороги.

В деревне мало что изменилось — разве что прибавилось несколько новых изб на окраинах. Селяне не забывали об осторожности, и их добровольная стража остановила отряд у крепких деревенских ворот. К счастью, Торина и Рогволда узнали, и вскоре путники встретили самый радушный прием. Услышав об их появлении, с какого-то дальнего поста примчался Эйрик, трактирные слуги уже сдвигали столы, кто-то послал мальчишек в Харстан, и пир затянулся на полночи.

Друзья узнали, что зима прошла спокойно, если не считать трёх стычек хагальских дружинников под водительством Эйрика с разбойниками. Ангмарские отряды ни разу не побеспокоили селян, и это показалось всем хорошим признаком. Фолко долго не мог решиться спросить о Суттунге, а когда набрался храбрости, ему ответили, что ещё несколько месяцев этот неугомонный человек подбивал харстанцев отомстить за обиды и поджечь деревню соседей, после чего всем уходить на север; там, дескать, у него есть настоящие друзья, там они смогут жить свободно и безбедно, под надёжной защитой. Его сначала просили угомониться, грозили даже сдать в Пригорье новому Капитану Дизу; говорили, что Эрстер впал в немилость и был сильно разобижен. Однако Суттунг не стал дожидаться, когда его сородичи потеряют терпение, и в одну прекрасную ночь исчез вместе с семьёй и несколькими близкими друзьями, такими же оголтелыми, как и он сам. О них не вспоминали.