Хэйди Хэйлиг - Навсе…где?

Миновав центральную часть города, застроенную красивыми каменными домами с оштукатуренными стенами, я прошла всего квартал и словно попала в другой мир. Теперь вокруг меня теснились грубо сколоченные из досок крохотные жилые хибарки и маленькие магазинчики. Они так плотно прилегали друг к другу, что напоминали пчелиные соты. Нетрудно понять, почему пожар, который должен был случиться в 1886 году, практически полностью уничтожил эту часть города.

Здесь улицы уже не были пустынными. На углу расположилась на одеяле женщина со своим нехитрым товаром – дюжиной половинок кокосового ореха, наполненных свежим кокосовым маслом. Мимо меня прошел в переулок худой мальчик, неся громадную корзину с овощами. Из груды гниющих деревянных обломков, которые когда-то были домом, на меня настороженно взглянула кошка. К ее животу присосались котята. Я осторожно перешагнула через зловонную сточную канаву, по которой уже струились ручейки свежей крови: всего в полуквартале от меня раздавалось заполошное кудахтанье кур, которым рубили головы. Дальше по улице двое мужчин разгружали мешки с мукой с запряженной мулом повозки и заносили их в дверь лавки. Вывеска была аккуратно начертана китайскими иероглифами. Под ней помещался криво написанный от руки английский перевод: «Пекарня мистера Янга».

Не без труда обойдя грузчиков, перетаскивавших мешки, я вошла внутрь и, приблизившись к прилавку, оперлась на него локтями, вдыхая запах сахарной глазури и масла. За прилавком рядами стояли корзины с еще горячими булками и китайскими пирожными. Пекарем оказался пожилой китаец с добрыми глазами. Может, он улыбался моей матери, когда она, стоя у прилавка, вот так же вдыхала запах горячего хлеба – кто знает? Открыв кошелек, я с трудом сдержала возглас удивления: Кашмир дал мне гораздо больше денег, чем я ожидала.

Шагая на север с двумя булками в руках, я увидела бигля – небольшую гончую, дремавшую в грязи. Когда я подошла ближе, собака подняла голову.

– Думаю, ты не откажешься от булочки, – сказала я.

Бигль в ответ лениво вильнул хвостом. Отломив кусок, я бросила его псу. Кусок исчез в одно мгновение. Присев на корточки рядом с собакой, я похлопала его по бело-коричневому боку. В воздух поднялось облачко пыли. Когда я встала, бигль тоже поднялся и дважды тявкнул.

Я бросила ему остатки булки и поспешила прочь. Пес за мной не побежал – хлеб заинтересовал его больше.

Когда я вонзила зубы во вторую булку, первые лучи восходящего солнца окрасили крыши домов в розовый цвет. Что же я пыталась найти, что хотела ощутить? Идя по улицам города, где я появилась на свет, я не чувствовала своей принадлежности к этому месту. Оно не казалось родным. Для меня оно было таким же, как и любое другое.

Какие чувства вызвало у меня осознание этого? Облегчение? Разочарование? Пожалуй, об этом пока рано было говорить.

Мои спина и шея взмокли от пота. Я приподняла шаль и порадовалась, что не воспользовалась шерстяной накидкой.

– Простите, – раздался чей-то голос. Я почувствовала, как кто-то прикоснулся к моему плечу.

Резко обернувшись, я плотно запахнулась в шаль.

Передо мной стоял молодой человек, которого я видела вчера – блондин в соломенной шляпе с черной лентой. Башмаки его были начищены до зеркального блеска. Широко открытые голубые глаза придавали ему несколько растерянный вид – а может, он и в самом деле был растерян. Сделав шаг назад, он наткнулся на шоколадного цвета кобылу, которую держал под уздцы. Мне никогда прежде не приходилось видеть в тропиках такой сметанной белизны кожи, как у незнакомца.

– Прошу прощения, – произнес он. – Я не хотел вас напугать. Вы уронили это рядом с Билли. С псом.

Молодой человек протянул тяжелый кошелек с монетами, который дал мне Кашмир.

Сунув недоеденные остатки булки в карман, я с трудом проглотила непрожеванный кусок и сказала:

– Спасибо. Большое спасибо.

– Не за что, мисс. – Молодой человек поклонился. – Билли – хороший пес, но любит попрошайничать.

– Я бы скорее назвала это вымогательством, – заметила я. – Он ваш?

– О нет. Все, что я могу о нем сказать, – это что, большую часть времени он околачивается в гавани, наблюдая за судами.

В речи молодого человека я уловила какой-то необычный певучий акцент.

– Кажется, в этом вы с ним похожи, – сказала я.

– Что ж, – пожал плечами незнакомец, и уголки его губ приподнялись в кривоватой и смущенной улыбке. – Я не мог пропустить такое зрелище, как прибытие в порт пиратского корабля.

– Мы вовсе не пираты, – рассмеялась я.

– Слава богу! – выдохнул мой собеседник с притворным облегчением. – Вот почему вы заблудились и оказались в Чайна-тауне, а не занялись первым делом разграблением города.

– Я не заблудилась.

– В таком случае вы намного храбрее большинства других туристов. Они считают Чайна-таун весьма небезопасным районом и предпочитают проводить время в более приятных местах.

Я с трудом сдержала улыбку. Акцент показался мне незнакомым, потому что молодой человек говорил так, как говорили англичане в Викторианскую эпоху. А может, все дело было в том, что я давно не общалась ни с кем, кроме членов команды «Искушения».

– Значит, вам кажется, что Чайна-таун – опасное место? Ну, порт, насколько я могу судить, ничем не лучше. И потом, я родилась здесь.

– Неужели? – изумился мой собеседник. – И где же вы были все это время?

Я поколебалась немного, а затем решила дать самый простой ответ:

– В море.

– А! Тогда все ясно.

– Вас удивляет то, что мы никогда не встречались?

– Скорее то, что на вид вы явно нездешняя.

– Внешность бывает обманчива.

Молодой человек взглянул на свои тщательно отутюженные светлые брюки и сверкающие ботинки.

– Верно. – Он рассмеялся. – Должен заметить, что я-то уж точно храбрее большинства местных хаоле – белых. Чайна-таун не менее живописен, чем любая другая часть острова – надо только знать, куда и как смотреть. Не смейтесь. Здесь всегда найдется хороший сюжет для наброска.

Молодой человек положил руку на сердце – вернее, на нагрудный карман льняного пиджака, в котором угадывался блокнот. Пальцы его были покрыты чернильными пятнами.

– Значит, вы художник?

– Только когда меня не видит мой отец.

Я пожала плечами:

– Родственники почти всех великих художников не одобряли их занятий живописью.

– Да. Правда, скорее всего так же обстояли дела и в семьях самых бездарных живописцев.

Я, не удержавшись, хихикнула и прикрыла рот рукой. Молодой человек улыбнулся мне в ответ.

– Любопытно было бы взглянуть на ваши работы, – произнесла я.

– Здесь у меня всего лишь наброски.

Молодой человек, помедлив немного, извлек блокнот из кармана. Он был самодельным – из половинок листов писчей бумаги, связанных лентой. Осторожно раскрыв его, я увидела на первой странице пустынную бухту, залитую то ли лунным светом, то ли солнечным. Вид на нее частично закрывали изображенные на переднем плане пальмовые листья. На следующем листе была нарисована небольшая деревушка с травяными хижинами. А на третьем я увидела…