Саша Готти - Влада. Перекресток смерти [litres]

– Воевать. Угу. Ясно.

Влада, схватив Настю за рукав пальто, решительно потащила прочь из здания вокзала.

– Что… куда?! Ты чего?

Вырываться и возмущаться Нечаева могла сколько угодно. То ли от ярости, то ли от отчаяния, но сейчас у Влады вполне хватало сил, чтобы справиться с не слишком-то тренированной Настей. Если эта девица, одержимая собственным героизмом, может сбежать из поезда, то из такси она вряд ли удерет.

– Со светлыми ты пойдешь воевать, как же! – сквозь зубы цедила Влада. – Одна уже довоевалась в свое время, теперь разрушила жизнь вампиру. Нечего тебе выдумывать всякую ерунду!

Пока Настя брыкалась, Влада ловила ее эмоции, которые хлестали через край. До встречи с вампиром рассудительная и спокойная Настенька Нечаева не влезла бы даже в переполненный автобус, что уж там говорить о смертельной битве.

Герка перевернул всю ее жизнь, и даже учеба на факультете психологии теперь стала не важна для вчерашней отличницы. Там, в Приморске, маленьком прибрежном городке, тревожились за нее родные: папа и мама, старенькая бабушка с крикливой двоюродной теткой. Герку они видели всего один раз, и его огромный джип напугал всю нечаевскую родню до полусмерти, когда въехал одним колесом на грядку с картошкой.

Только Настя не услышала от них ни слова упрека или предостережения: удивительное исключение из правил, когда вмешиваться в жизнь дочери родители считают неправильным. Но случись что с Настей – и жизнь в маленьком домишке на окраине Приморска остановится навсегда.

Влада, решительно схватив отчаянную девчонку, волокла ее за шиворот с вокзала на улицу. Голова у Насти вдруг заболела так, словно ее сдавило железным обручем. Бежать, бежать из города, иначе дикий страх и боль, скорее…

Такси остановилось сразу, плавно подрулив к тротуару, стоило только махнуть рукой.

– До Приморска без остановок! – Влада сунула водителю остатки денег, которые валялись в карманах после похода в Гостиный двор. Целая пачка людских денег, которой хватило бы на несколько поездок до Приморска и обратно. Теперь водитель не задаст лишних вопросов, да и зачем хранить деньги, которые завтра уже будут не нужны?..

– Уедешь из Питера к родителям, сиди у них и отмечай Новый год, а здесь не появляйся, – прошипела Влада, затолкнув Настю в машину. – Здесь тебе будет страшно, голова будет болеть. Воевать в одиночку ты не полезешь, сейчас есть только боль и страх, пока ты в этом городе. Убирайся, проваливай отсюда!

– Ты ужасная, – прошептала Настя побелевшими губами, и такси отъехало в поток огней.

Влада проводила его взглядом, убедившись, что Нечаева не выскочит из машины посреди дороги. Ужасная! Как правильно сказала Настя, какое верное слово нашла для ее нынешнего состояния!

Когда-то именно это и просил сделать Алекс для его непутевой Даши: пусть жестко и грубо, но отогнать от опасности и уберечь от страшной беды. Настя уедет из города, пересидит у родителей и вернется обратно. Это «обратно», возможно, уже будет для Влады несбывшимся будущим, в которое она не войдет никогда.

Поездка на вокзал и встреча с Настей вывели Владу из ступора. Итак, Нечаева через пару часов будет в безопасности и переждет катастрофу в Приморске у родни. Всех остальных – Варю, Дрину, Марика, Элю – нужно будет обзвонить, убедиться в их отъезде.

Еще остается Мара, бестолковая кикимора, наверняка сейчас перепуганная насмерть паническими настроениями «кикиморского радио». Нужно ехать к ней, успокаивать, собирать и завтра утром отправлять из города.

«Выставить Мару подальше из Питера, – Влада, разгоняя „паучатник“ к Московскому проспекту, чувствовала, как трясутся пальцы на руле, и заставляла себя строить хоть какие-то планы. – Что потом-то мне делать?»

И все же что-то давало крохотную надежду, что-то, что промелькнуло в потоке сегодняшнего безумного дня. Какая-то фраза, какая-то позабытая мелочь. Ах да, слова Гильса о том, что победителю нет смысла идти на переговоры. Темнейший сделал собственные выводы из той встречи со светлыми. И снова не посвятил ее в свои планы, предпочитая проводить время на самой безумной вечеринке тайного мира. Парни неуправляемы, упрямы, невозможны. И в то же время – они не бросают ее, они остаются. Это и плохо и хорошо, ужасно и прекрасно одновременно. Только теперь истинная сущность Гильса раскрывалась перед ней такой страшной ценой.

Влада, вспомнив про зареванную Настю, с трудом удержалась от собственных слез. Слезами сейчас ничего не решить. Как сказал ей Гильс, «давай-ка без паники».

Есть еще немного времени, есть сегодняшняя ночь и почти весь завтрашний день. Кто знает, может быть, он принесет новую надежду.

Рассвет тридцать первого декабря подполз так осторожно, будто сам боялся наступающего дня.

Влада проснулась в квартире Мары, осознав, что держится за кровать и задыхается. Тело падало вниз: его тянуло сквозь кровать, сквозь пол, в невидимую бездну.

Схватиться за что-нибудь быстрее! Рука судорожно потащила на себя бархатное покрывало, обрушилась на сервировочный столик рядом с кроватью, и по полу зазвенело разбитое стекло. Непобедимый кикиморский беспорядок дал о себе знать: кроме чашки с водой, там оказались флаконы духов, которые Мара расставляла где попало днем и ночью.

Резкий цветочный запах привел в чувство лучше нашатыря. Влада села в кровати, тяжело дыша, глотая сладкий приторный воздух. Майка прилипла к спине, лоб щекотали влажные волосы.

Уже светло, сегодня канун Нового года, день ее гибели в страшной воронке. Странно, неужели это что-то вроде дневного права – если в собственную гибель вот таким солнечным зимним утром поверить практически невозможно.

Бред и неправда!

Вот, например, вчера она вбежала в квартиру, полная решимости отправить Мару немедленно из города. Но кикимора упрямо готовила новогоднюю вечеринку и даже пыталась соорудить нечто вроде торта, поэтому комнаты заволокло едким дымом. Остаток ночи Влада проветривала кухню и вела с Марой подготовительную беседу о необходимости эвакуации. Добралась до кровати только к утру, но заснуть удалось не сразу. Влада просто боялась спать, потому что казалось: стоит только закрыть глаза, и она полетит в воронку раньше времени, раньше новогодней полночи.

А еще сегодняшняя гибель – бред, потому что сейчас в этой комнате, где она проснулась, так тихо и уютно. Даже среди кикиморского бардака, который достиг апогея в виде бархатных джинсов, свисающих с люстры, и одинокой серебряной босоножки, воткнутой каблуком в горшок с кактусом. К тому же из-за желтых штор казалось, что на улице светит солнце.