Оксана Демченко - Топор Ларны [Litres, СИ]

– Шром, я должна предупредить, – виновато выговорила она. – Я ощущаю, что ты не вернешься назад такой, каким мы тебя знаем. И что воспользуешься моим шитьем, оплатив свою мечту очень дорого. Если…

Все шесть рук азартно вцепились в пояс, метнувшись над огнем и выхватив драгоценность. Зачем слушать длинные бесполезные речи? Куда интереснее в четыре глаза изучить чернь пояса, разгладить его и восхищенно засвистеть, забулькать, затопать лапами с новой силой.

– Я бы прямо теперь и нырнул, да, – затосковал Шром, крепко сжимая вышивку. – Не нужна мне столица. И кланд не интересен, и всё его коварство. Только если я уйду в глубину, кто подставит под удар панцирь? Ты права, вышивальщица: велика цена твоей работы, и мне неизбежно придется её оплатить, да. Отказом от своей мечты, пусть и временным. Тягостно ждать. Душа моя там, в глубинах, давно там. Спасибо тебе.

Шром перебрал руками, смещая пояс из верхних в нижние, поклонился всей головогрудью – он недавно отработал это удобное и понятное людям движение вежливой признательности. И пошёл к себе в новый нижний грот, а следом увязался Юта, неотрывно изучая пояс и вздыхая с самой настоящей завистью. Тингали смущенно пожала плечами. Оглянулась на Шрона.

– Подумать не могла, что Ким настолько прав… Он спуститься вниз хочет так сильно, что едва помнит себя.

– Именно, – отозвался старик. – Твой брат умён. Он точно сказал: мы – не люди. У нас иной закон жизни. Иди, отдыхай. Я стану думать. Морем нам не пройти в столицу, не допустят, там дозоры крепки и все галеры обыскивают, обязательно. Сушей же следует идти через Горниву, что ещё хуже. Марница вернётся завтра, и она подскажет, как точнее избрать дорогу. Ох-хо, плохо, не можем мы уйти, покуда Ларна не вернулся. За нами бросится, он буйный…

Ларна явился через два дня. Весёлый, довольный собой, верхом на вороном страфе и с полным мешком подарков. Он заехал в город на тракте, первый город на землях ар-Бахта возле самой южной границы с владениями ар-Капра. Осень ещё только думала над узором листвы, а в городе уже шумела ранняя и пока немноголюдная торговля. Откуда деньги? Ларна презрительно шевельнул бровью, выслушав такой нелепый вопрос Тингали. Знакомые отдали, по доброте душевной, – пояснил он. В Горниве так много склонных к благодеяниям людей…

– Ты разбойник! – ужаснулась Тингали, но ниток из рук не выпустила – дорогих, тонких, с удивительными и переменчивыми цветами, лоснящихся солнечным блеском. – Ты кого-то обокрал? Ох, хуже…

– Нет, от меня кое-кто удачно откупился и живой ходит, мирным делом теперь на хлеб зарабатывает, он поклялся, – прищурился Ларна. – Тинка, ты мне пояс подарила? Вот я и стараюсь во всю. Котят к мискам, клубки в лукошко, неустанно. Пряник держи. Сладкий.

– Спасибо. Только всё одно: нельзя силой отбирать.

– Слово даю: даже не расчехлял топора, – Ларна приложил руку к груди, и серые глаза блеснули озорством. – Пойду. Мне ещё Марнице метательные ножи надо продать за полуарх, их не дарят. Потом Киму шапку всучить, Шрому – подвески на усы, Шрону чернила и новые перья. У меня много подарков. Новостей и того поболее, все неплохи.

Сероглазый удалился, напевая и поводя плечами. В большом зале, куда привычно сошлись на совет, Ларна изложил свои договоренности с шааром Горнивы. Уверенной рукой вычертил на карте путь в столицу, наиболее удобный для выров и теперь вполне безопасный. Нахмурился, слушая про неспокойные подводные кипуны, дымы над пустынным островом и подозрения Шрона: остров и есть тот самый, где люди «нечто запечатали ещё в последнюю войну». Вроде бы оживился, найдя нежданную поддержку своим давним идеям о колдуне со стороны Шрона, мудреца и хранителя. Пообещал в путь собраться споро – но никак не ранее утра. Посетовал, что выры с ним не идут, хотя это и понятно: раз кипуны шумят и гонят желтую ядовитую муть, море вблизи мертво, для панцирных это опасно.

– Жаль, время впустую тратим, – отметил Ларна, завершая разговор. – Но если вы в том находите великую срочность, я спорить не стану. Хол, даже ты не со мной?

– Мне следует шить, – гордо сообщил лоцман, рассматривая недавно добытую для него Кимом иглу – осколок солнечного луча. Задвигал руками, выискивая в воздухе нитку. – Я учусь. Пока вот – простое делаю, этому залу внимательность и покой пробую вышить.

– Внимательность… – усмехнулся в усы Ларна. – По-моему, ты превосходно справляешься.

Северянин вышел, его уверенные быстрые шаги простучали по коридору – и дробным спорым бегом удалились по лестницам. Братья ар-Бахта переглянулись и сошлись в невысказанном мнении: всё удалось.

Тингали на новый совет не пошла. Зачем ей это? Дел и без него многовато. Надо учиться шить море. Смотреть на него и душой впитывать красоту, широту, ветер порывистый или ровный. Мягкие складки слабых длинных волн, сбегающие морщинками к песку берега. Неуловимую и восхитительную игру оттенков цвета. Девушка по-прежнему жила в старом гроте Шрома, высоко и удобно. Отсюда замечательный открывался вид. Сиди себе у окна и шей, и смотри, и дыши солью теплой, солнечной… Перебирай нитки, доставленные Ларной, и выкладывай из них просто так, для себя, вечер – как он накатывается и растёт, как цвет уплотняется, тени бегут по воде и ломаются на каждой мелкой волне, как на них наплывают узкие лодочки бликов… Золото тонет потихоньку, вглубь уходит, темнеет. Донная чернь обретает силу и с ночью сговаривается, чтобы себе весь мир хоть на время заполучить и хоть так вырам напомнить про глубины.

Вопреки красоте моря, его тишине и ласковости, на душе покоя не наблюдалось. Она уже и Киму сказала: нельзя ложью да обманом человеку благо нести! Брат промолчал сперва, потом вздохнул и признал, что ему затея выров не по сердцу. Однако же, иного пока не видится. По всем законам Ларне полагается в столице смерть, и смерть мучительная. Тингали не унялась и пошла к Шрону. Старик развел руками. Да, она права, обманывать братьев нельзя, и Ларна вырам замка – брат. Но ведь и отдавать на расправу нельзя, и вынуждать невесть что придумывать негоже: а ведь Ларна придумает!

Убедившись, что никто её слышать не желает, Тингали закрыла дверь грота и на ужин не вышла. Зачем? Натянуто улыбаться и желать северянину успеха в поиске того, чего и нет на свете? Сидеть, в миску глядеть и губу кусать? Все нехорошо. Лучше нитки перебирать да вечер рассматривать.

Скоро темнота загустела так, что и оконного переплёта сделалось не видно: только блики от далеких факелов у пристани порой обозначали тусклую бронзу. Окна тяжёлые, раздвижные, с цветными мелкими стеклышками разных оттенков. Даже теперь она наизусть помнит: в правой створке солнышко красное над лесом восходит. Можно все цвета подобрать, только руки не хотят, нет в пальцах спорости и охоты до дела. Шить нет мочи. Враньё мешает, путает и гнетёт…