Оксана Демченко - Копье Вагузи [Litres, СИ]

Как обычно, он умеет мои страхи и рассмотреть, и высмеять, и погасить. Даже немного обидно. Прекрати я вовсе разговаривать, он, пожалуй, и не заметит. Потому что сам уже не раз намекал: все мои мысли у меня в глазах запросто читаются…

– Зачем ты достал это золото?

– Во-первых, надо выдать команде премию за наш скоростной поход с юга, – довольно громко сказал Ларна, и народ на веслах сразу приободрился. Ларна отделил столбики монет и кивнул Мальку, разрешая раздавать деньги. – Пять золотых на человека, так я решил. Во-вторых, Тингали, я хочу устроить небольшой заговор.

Он обернулся, весело щурясь и наблюдая, как я охаю и хлопаю ресницами. Такая я есть, что поделать… Не умею прятать удивление, а ему и это в радость. Ещё ему нравится, что я не обижаюсь на подначки. Зачем? Он ведь не со зла, ничуть…

– Тинка, вот скажи честно: ты умеешь резать магру?

– Нет.

– Именно. Тогда ещё вопрос: разве честно и правильно то, что лучший повар выров готов осесть в Синге, в этом гнилом городе продажного рода ар-Капра?

– Позор всем рэм-Бахта, – неожиданно для меня откликнулся с кормы Малёк.

– Растёшь, помощник, – расхохотался Ларна. – Уже понял, что заговор неизбежен! Гим ар-Рошр получит это золото при условии, что он переберется в Тагрим и там откроет первый вырий трактир. Не один переберётся, с братьями, хотя бы с двумя… В Тагриме стражей мало, так что я рассчитываю вторую половину золота вытрясти с тамошних купцов. Им что, не требуется охрана складов? Требуется! Теперь хлопай глазами и хвали меня. Я мудр?

– Как златоусый, – восхитилась я. – Ты ведь и бои на отмелях хотел бы перенести в Тагрим.

– Такое дело одним заговором не подвинуть, – вздохнул Ларна с сожалением. – Традиции выров сильны, у Синги история боев и слава пяти веков за плечами… Но попытаться выстроить новую традицию можно и даже нужно. Не главные платные бои, нет. Но учебные, летние, мы при должном усердии оттянем в Тагрим лет за десять. Надо поговорить с братом Соргом. Он лучше нашего всё устроит.

В седьмой день месяца преля, как и в предшествующие ему дни весны, птицы Горнивы занимались плетением своих семейных уз, создаваемых из пения, свиста, парадного показа оперения перед невестами и разбойных налетов на биглей и даже кошек с целью пополнения запасов строительного материала. Ведь сплести приязнь можно из невесомого чириканья, но долго ли такой узор продержится, если нет более весомых доводов в виде готового гнезда? Бигли пуховых пород и тем более их хозяева знали птичью практичность и старались ей не потворствовать, плотно закрывая ворота сараев и не начиная вольного выпаса до третьей недели преля. Кошки днём бегали на полусогнутых лапах, опасливо вздрагивая и часто поглядывая вверх, в хрустально-синее небо весны, нарядной и очень опасной. Обычно пугливая птичья мелюзга атаковала организованно и стремительно, возникала из ниоткуда, миг спустя с победным свистом и хлопаньем крыльев уносилась всей стайкой, набив клювы ценным пухом.

Если трехцветная кошка Марницы хранила в своей кошачьей памяти всех обитателей дома, в такие дни она, надо думать, особенно остро сожалела об отсутствии Клыка на подворье. Вороной не допускал мародёрства на своей земле. И всегда, все пять лет жизни, пушистая трехцветная кошка встречала весну спокойно, пересиживая прель у самых лап Клыка. Даже позорно общипанных соседских котов, орущих и предлагающих прогуляться по крышам, она выслушивала из безопасного укрытия. Гулянки можно и отложить на пару недель, хвост целее будет…

И вот в жизни наступили перемены воистину ужасные. Клык сгинул… Первые семь дней преля стоили кошке роскошного рыжего воротника на загривке и столь же восхитительного пушистого бело-черного хвоста… Охотница сидела на пороге кухни и с тоской вслушивалась в шорох крысиных лап: сарай уже захвачен врагом, но выйти на охоту и дать бой никак невозможно. Потому что на коньке крыши в рядок сидят строители гнезд и ждут первой же возможности поживиться пухом. А какой пух? Так, остатки роскоши, чудом уцелевшие на брюхе…

Кошка решительно подобралась, села поудобнее и взялась за самое крайнее и воистину колдовское средство: облизывание лап и умывание, имеющие своей целью привлечение в дом гостей. Раз Клыка не было так долго, он теперь тоже – гость. Должен явиться. Его все ждут! Особенно хозяйка. Утро ещё раннее, а она открыла оконце и глядит с тоской, как по двору пастух выгуливает двух чужих пегих, взятых в постой на время.

– Прокатиться не желаете, брэми? – задал пастух неизменный для всякого утра вопрос. – За ними только к завтра явятся хозяева. А хотите, я сбегаю к князю, рыжих приведу или…

– Да на ком тут кататься, – горько посетовала Марница. – Ты сам глянь: лапы кривоваты, толкового выноса плеча на побежи нет, да и засекаются оба.

– Настоящей резвости от них требовать нельзя, – рассудительно согласился пастух, очень любивший поболтать с хозяйкой о статях и промерах страфов. Где ещё найдешь столь толкового человека? – На прибавках так заносят лапу, хоть плачь. Вона – крайние перья в крыльях приходится укорачивать. Сами себе рвут их.

Марница хмуро кивнула. Всё в доме ладно, но тоска донимает, как влезет в голову мысль: Клыка она оставила в пустыне, невесть где… Как его кормят, толково ли расчищают лапы и не запалили ли вовсе, напоив не вовремя? На столе вон – пять писем из питомника родных земель ар-Бахта. И слёзные, и с угрозами, и с денежными предложениями. Взрослая птица, лучшие промеры породы – и ни единой кладки потомства…

Княжна – приходится привыкать к нежеланному титулу – горестно вздохнула, ещё раз глянула на пегих и тихонько свистнула, подзывая Клыка. Услышать не может, но всё равно звать его приятно. Так и представляется: однажды он явится, и все пропащие друзья с ним… Тингали, само собой, будет в седле, она сразу облюбовала это тёплое местечко для лодырей. Ларна прибежит на своих ногах, он двужильный, ему всё нипочем. Хол подтянется следом, на своем страфе. Малёк тоже… А если размечтаться совсем без оглядки на быль – то последним должен бежать Шром. Он ответственный, оберегает своих родных. За каждым приглядывает.

На улице возник невнятный шум, вдали запричитали и заголосили, Марница свела тёмные брови, недоумевая. С чего бы? В городе тишь необычайная, весна, все заняты пахотой и посевом, даже распоследняя подзаборная пьянь зарабатывает денежку, нанявшись к состоятельным селянам. Трактиры указом князя Чашны Кварда ещё неделю будут все до единого держать под замком бражную настойку и пиво – не время гулять, хлебушек надо зарабатывать на год вперёд.