Оксана Демченко - Копье Вагузи [Litres, СИ]

– Курьер от ар-Лимов прибыл вчера, – сказал князь. – Посла ждём через пять дней. Думаю, де его появления терем попробуют подпалить.

– Опять ар-Лимы! – возмущенно булькнул Ронга.

– Если они не виноваты, то их посол рискует не меньше нас, – отметил Ким. – Я уже отрядил три десятка людей ему навстречу. Те, кто за теремом приглядывают, должны знать: мы без охраны, именно на нас и надо нападать пока что. Жаль, собак нет…

– Юта ещё из столицы, в первый день сезона ангра, отправил курьера к себе домой, – оживился Ронга. – Велел передать: отряжает к нам псарей, пойдут они короткой северной дорогой, через лес, болото и пролив. Ждать их следует завтра или послезавтра. Придут скрытно и дадут знак с опушки.

– Псари? – удивился князь. – Они что, тати лесные, чтобы тайком пробираться?

– Я слово такое слышал от Юты первый раз в жизни, – вздохнул Ронга. – Не знаю даже, что за порода – псарь. Полагаю, крупная собака, потому что пёс Юты никакому человеку не опасен, в нём и одного локтя роста нет. Разве – если встопорщит уши. Давайте так: сегодня я пролежу день в пруду, справлюсь с собой. Завтра тоже постараюсь. Но если не нападут, дальше уже бойтесь меня. Мне вредно долго оставаться без движения, я ещё очень молод.

На том и порешили. Марница быстрым шагом, молча, добралась домой. Упрямо закусив губу, разворошила сундук с вещами, добыла со дна кожаные штаны, удобную рубаху и длинную безрукавку, в какой ходила по Усени, будучи ар-клари. Пристегнула метательные ножи и положила на стол у изголовья игломёт. Так – спокойнее. Ким станет её беречь, обо всех позаботится, но кто подумает о нём? Невеста и Клык – больше некому…

День прошел в напряжении, и натягивалось оно всё туже, как содранная скорняком сохнущая кожа. Тронь пальцем – зазвенит тот покой тревожно, взволнованно. Но пока что обходилось. Даже Фоська, приметив неладное, говорила потише и на Марницу старалась не обращать внимания. Вышивает жениху вторую рубаху, ругаясь шёпотом такими словами, какие княжне и знать не следует – ну и пусть… Стежки кладёт кривее всякого пьяницы, тоже не беда. На Кима кричит, стоит ему хоть шаг без неё ступить за порог— и это не плохо.

Первые признаки непорядка в городе наметились к ночи. Киму сообщили, что в Нивле, вопреки всем запретам, появилась и без оплаты раздаётся бражная настойка – большими глиняными кувшинами, всем желающим. Попробовали изловить гнильцов, те бросили кувшины и сиганули в кусты, только их и видели – ловкие оказались… Ким безмятежно улыбнулся, выслушав новость.

– Пожалуй, завтра надо ждать гостей, не сегодня, – предположил он. – За одну ночь никто не упьётся должным образом. Опять же, я ещё не разослал всех охранников по городу и окрестностям, чтобы оставить терем окончательно беззащитным.

Марница сердито оборвала нитку вышивки, помянула вырью мать, скомкала рубаху и зашвырнула в угол. Пообещала себе выспаться сегодня добротно, за две ночи вперёд. Потому что не одному отцу хочется отослать Купаву подальше. Она бы и Фоську выпроводила, и пастуха страфьего, и даже кошку – хватит с них одного поджога подворья. У поварихи прежде не было седых волос, а теперь имеются…

Утром на главной улице, у торговой площади, обнаружился брошенный возок с испорченным колесом, без страфов или биглей в упряжи. Нагружен воз был всё той же бражной настойкой, большая часть кувшинов «испарилась» к рассвету, прежде, чем городская охрана заметила воз. От рассвета пьянь подзаборная заняла свои обычные места, прервав работу на полях. Зачем, если без всякой оплаты праздник в полном разгаре?

Ким перевёз оружие Ронги на подворье князя. Марницу забрал с собой – в гости к маме. Княгиня, по его словам, затеяла семейный ужин.

В сумерках особняк смотрелся извне именно так, как и хотелось бы готовящим нападение: в окнах нижнего яруса горит свет, прислуга беззаботно пересмеивается, девки то и дело бегают к погребу – за закусками и разносолами… Из охраны всего-то и видны три человека с закинутыми за спины игломётами, и те косятся в сторону площади, где гуляет пьянь – пойти бы да унять, всё одно, у князя тихо и до утра так и будет. Город-то свой, что может в нём случиться нежданного? А что угодно! Например, пожар.

Когда пламя в тёплых и тихих сумерках взметнулось над дальним подворьем, даже у Марницы сердце зашлось болью. Город ненадолго притих, как перед грозой. Застоявшуюся эту тишину всколыхнул набат: пожар – беда общая, тем более в северном деревянном городе. Купава молча смахивала слезинки, глядя из-за занавеси, как злое пламя высвечивает окраину, наполняет закатными оттенками тёмное уже небо…

Всколыхнулся крик, ему завторили нестройный гомон, хриплое уханье биглей, топот страфьих лап.

– Чашна, свет мой, никак иначе нельзя было изловить злодеев? – жалобно уточнила княгиня.

– Тебе чужих сопляков жальче, чем родную дочь? – оскалился князь. – Молчи, сядь в угол и не лезь к окну. Ну, сгорит три дома, ну – улица. Отстроим. Денег дам, лес закуплю сам. Охрана там, спасут людей. Не реви, дурища! Ты княгиня, а не баба деревенская. Твоё дело не два дома и не улица, весь этот край. Моньку прирежут, кому он останется?

– Чашна… – жалобно вздохнула княгиня.

– В угол, сказано! – злее прежнего рявкнул князь. Понурился и сам отвёл, сел рядом. – Купа, видишь: и я сижу тут, сам под охраной. Вот и злюсь… Сколь долго знаю этого Кимора? Думаешь, легко мне доверить ему город и своих людей?

– Так не доверяй. Ты куда как умом крепок, во всяком деле лучше любого мастера разберёшься, тебя и Шрон уважает, и люди без слов слушают, с одного взгляда твоего ясного, – привычно запричитала Купава.

– Не доверяй… – передразнил князь и ссутулился. – Так лучше я проверю его теперь и, если что, сам выгоню. Иначе он испортит Моньке жизнь и Горниву не удержит.

– Как ты сказываешь недобро, – поёжилась Купава.

– Как обычно, ничуть не злее прежнего, – развеселился князь. – Купа, он чудной мужик. Но чую я, что толковый. Вот и сижу, не дёргаюсь, не лезу распоряжаться. Зато время выкроил на тебя поглядеть. Ты побледнела и на лицо осунулась ещё с хвойника, пожалуй. К чему бы это?

Князь хищно усмехнулся, вполне уверенно предполагая ответ. Не стал выслушивать невнятные вздохи жены, мнущей пальцами платье и щупающей без толку и смысла перстни на пальцах. Позвал слуг – прибежала всё та же конопатая, расторопная и ничуть не испуганная. Выслушала, закивала: к окнам княгиню не пускать и самой не подходить, если что почудится неладное, сразу звать охрану, а игломёт теперь же положить под руку, на крайний случай. Только закончил поучать – ввалился Ким. Толкнул Марницу в угол, к матери.

– Или ты тихо сидишь тут, или шумно – но в погребе, под замком, – мрачно сообщил он и удалился, сердито поводя плечами и бормоча: – Наследница! И чего тебя князь из дому не выставил? Жили бы тихо-мирно, на опушке леса…