Оксана Демченко - Копье Вагузи [Litres, СИ]

Сплавал домой – и что? Прямо в порту, под стенами родного замка, встретили хмурые, изрядно сердитые оружейники. С ними и мастера рудного дела. Всем своим гудящим хором потребовали именоваться князем… Старший любимый брат, хранитель замка, стоял молча и, неловко такое предположить, был вполне доволен: не его люди впрягают в хомут власти. Гата, младший, тот ехидствовал откровенно, шевелил усами и с трудом сдерживал булькающий смех. За что и поплатился. Сидит теперь во дворце, названный ар-клари и обязанный исполнять все дела князя в отсутствие Юты, ловко сбежавшего в Усень. Не навсегда, само собой – но хоть на время, прийти в себя от произошедшего и обдумать внезапно свалившийся на панцирь княжеский титул. Со Шроном обсудить. Если получится – так ещё с Кимом, Ларной, Марницей. Они – люди. Им виднее, как управлять берегом и должно ли выру брать на себя такое дело.

Юта поднимался от порта через зелёный город, радуясь его быстрому очищению от гнили. Ангра, весенний сезон с древний названием, грянет через неделю, а с ним и праздник, первый общий для людей и выров… Он, Юта, не был в Усени всего-то месяц. Но вода не пахнет нечистотами, наслоения со стенок и дна каналов удалены. Деревянные временные настилы накрывают улицы. Раздавленные скорлупки старых лачуг вывозятся, на их месте поднимаются новые дома. Город вырос из негодного гнилого панциря прошлого. И обживает новый – попросторнее и покрасивее.

Несколько раз люди окликали: мастеровые в зелёном городе как-то на редкость мирно настроены к вырам, страха или излишней почтительности не ведают. «Эй, северный ар, пособи!» – кричали они. И просили перебросить тяжёлое бревно через канал или уложить блоки в основание дома. Потому что ему такое дело, при его росте и возможностях – одно усилие клешней и рук. Людям же – полный день тяжёлой работы… Более всего Юту забавляло то, что люди платили за помощь. Всякий раз старший мастер на постройке дома с прямой и чуть грубоватой деловитостью нижнего, рабочего, города, подходил, глядел на уложенные блоки и бревна, кивал. Бормотал нечто вроде: «без правки годно», или «ещё рычагами двигать, за то сбавлю денежку». И, не слушая отговорок, считал медь или серебро. Состоятельность и титул выра, вызванного помогать на стройке, для мастера значили, видимо, совсем уж мало. Главное – размер клешней, сила лап и качество работы.

Юта до вступления в красный город обогатился без малого на три кархона в пересчёте на золото. Пришёл в наилучшее настроение и даже позволили себе задержаться в последнем трактире перед сменой цвета мостовой. Польстился на название – «Зелёный берег».

Постройка была совсем новенькой. Приятно пахло свежими сосновыми стружками, которые ещё сметали щётками с только-только доделываемого бокового крылечка. Юта воспользовался главным входом, устроенным удобно и пока что непривычно несколько: на новый лад. Дверь широка, в две створки, разрезанные ещё и продольно на верхнюю и нижнюю части. Внизу на левой нарисован оттиск суставчатой руки выра, вверху на правой – ладони человека. Юта толкнул слева, открылись лишь нижние доли дверей. Зато обеих… Трактирщик, крупный краснощекий мужик в зелёном переднике с вышивкой береговой линии столичной бухты, гордо подбоченился.

– В первый день работы ко мне бежит здоровущий выр! Добрый знак! Пособи бочку вон ту подвинуть, а?

– На память о добром знаке? – прогудел Юта, безропотно двигая бочку.

– Да понимаешь, третий раз переставляю, – отмахнулся трактирщик. – Всё прикидываю, как удобнее размещать вас в зале. Говорят, ваши молодые отличаются буйным нравом. А ну сломают стену или помнут кого? Их надо бы к оконцу. Или – наоборот?

Юта задумался. Потом припомнил неугомонного ар-Рага, разгромившего два года назад по осени трактир в Синге. Этот малёк-переросток после погрома твердил виновато дня три про достойное заведение на юге, где уже додумались построить беговую дорожку. Пересказ привёл трактирщика в глубокую задумчивость. Он даже тагги нацедил, не спросив цвет – белой, полную кружку и за счёт заведения. Стал рассматривать высокий потолок и хмуриться. Юта допил таггу, поблагодарил. Назвал имя выра, громившего Сингу и посоветовал, если тот появится, выяснить подробности у него. Панцирь приметный, светлый с прозеленью, таких всего-то пять и есть, потому что у старого ар-Рафта панцирь вылинял до серости, а вот прежде был похож…

В трактир тем временем, толкнув правую створку – она открылась одна и целиком, верхняя и нижняя части сразу – вошли три человека в форме городской стражи. Устроились за столиком в тени, спросили пива. Поздравили трактирщика с открытием заведения. Вежливо приветствовали выра. И изрядно его насторожили.

– Беда у нас, ар, – вздохнул старший из стражей. – Зелёный-то город ещё не знает, а как узнает, шум поднимет. Я уже отослал весточку слободскому старосте. И человека отправил, чтобы за любимцем нашим, за Эгрой, присмотреть старательно, хоть сегодня.

– Что за беда? – насторожился Юта.

– Выра в ночь убили, – тихо и очень грустно шепнул страж. Глянул внимательнее на хвостовой герб и вроде обрадовался. – Вы только с галеры, славный ар-Рафт. Приятно вас видеть в столице. Пожалуй, я выделю вам провожатого. Так велено.

Юта с сомнением глянул на встающего из-за стола рослого вооруженного охранника лет сорока, насколько он разбирался в людском возрасте.

– Вы всерьёз верите, что он будет полезен мне, если что?

– Мы не обсуждаем указы златоусого, – вздохнул страж. – На два глаза побольше в любом случае, достойный ар. К тому же вы не вооружены. Он проводит вас до дворца и обеспечит хотя бы обычным набором – две пары ножей и клинок. Или топор.

– Вы правы, – вздохнул Юта. – Но я не понимаю, зачем убивать выра? Мне как раз показалось, город мирно живёт и всё налаживается.

– Нам тоже непонятно, – скривился страж. – Я же говорю: зелёный город поднимет шум. Обвинит купцов из красного, затеявших склоку из-за цен на рыбу. Цены-то сбили наши выры, загонщики подводные. Верхний город, того и гляди, ответно заденет наших же старост… на гостевую слободу попеняет. И во многом окажется прав. Там и склады, и трактиры, и притоны… всё есть. Город без того, что гнилью зовётся, не живёт, так я думаю. Но не это пугает меня, – страж наклонился ближе и шепнул в самую ушную щель, чтобы и свои не разобрали: – слух прошёл, ему отрубили усы.

Юта ненадолго замер. Убийство – уже плохо и грязно. Лезут на поверхность разные мысли. Само собой, первая – воровство. Выры в большинстве своём достаточно богаты, в их кошелях звенит золото. Но ради кражи не рубят усов! Можно припомнить и общую неприязнь к клешнятым, попытку запоздалой и возможно нетрезвой мести за близких. У кого-то в прежние, совсем недавние времена, погубили родню, угнали в рабство или хуже – превратили в тантовых кукол. Желание поквитаться осталось, удобный случай подвернулся… Но опять же – резать усы? Для этого надо хорошо знать обычаи выров. Получается, не просто убили, но ещё и жестоко опозорили…