Владимир Кощеев - Проклятые Земли

Тотальный контроль. И люди с радостью примут его, не разглядев за развлечением опасности. Насильственные методы вызывают лишь отторжение, история не раз это доказывала — диктатура, основанная на крови, рано или поздно будет свергнута. Но кто будет свергать пришедшего с миром, да еще всучившего тебе в руки безбедную беззаботную жизнь? Наоборот такой благодетель будет обожаем и обожествлен.

Подойдя к окну, дернул створку. Холодный ветер ворвался в комнату, заставляя встать волосы по всему телу.

Новая Москва никогда не спит. Вечернее освещение, горящие фары проносящихся по магистралям автомобилей, завлекательные стенды реклам. Мир живет припеваючи, не подозревая, что с ним станет уже на следующий день.

Свобода от ответственности. Сперва за собственную жизнь, затем за обеспечение. И, как итог, свобода от выбора.

И самое страшное — мы даже не заметили, как сами позволили всему случиться. Да, были слабые протесты биоконов, кто-то даже Подполье организовал и устраивает теракты. Но разве это что-то меняет? Если то же самое общество, ради которого террористы стараются, отвергает сам факт необходимости этой войны.

— Прямо-таки падение железного занавеса, — усмехнулся, закрывая окно.

— Железный занавес пал потому… — начала кукла, но я оборвал взмахом руки.

— Не мешай.

И, правда, не мешай, Алекс. Если мир катится к чертям, у тебя есть только два выхода — пытаться докричаться до безразличной толпы, покрывая себя клеймом безумца и биокона-ретрограда, или насладиться видом ядерных грибов, раскрасивших небосвод.

— Это не моя проблема, — прошептал, разглядывая горящие неоном вывески. — Я — всего лишь маленький винтик машины. Я не решаю, как и когда остановится, всего лишь кручусь в строго заданном направлении. Ни шага в сторону, ни собственной воли.

Удивительно, как много меняет в голове один удар в челюсть, подумал, садясь в кресло. Что у меня есть? Только я сам. И пока еще могу решать, каким быть, каким стать. Каким хочу видеть себя сам.

И если я-наемник более целостная личность, чем я-реальный, что мешает самому стать настоящим собой? Тем, кто не боится отстаивать свою самость, кто четко знает, чего хочет и за что воюет. Да, пусть в биографии наемника ценой меча было презренное злато, важен сам смысл.

Отметая согласие на бета-тест, что у меня остается? Какова моя глобальная цель? Рано или поздно, работа на корпорацию закончится, что останется после нее? Чем стану заниматься, покинув мир Проклятых Земель?

Я не эскапист, чтобы срываться в игру с первыми лучами солнца и торчать в ней до потери пульса. Реальный мир мне однозначно важнее выдумки.

Один факт оспорить нельзя точно — уже сейчас Проклятые Земли меняют меня настоящего. Простая демонстрация того, кем я мог бы стать при других обстоятельствах, заставила переосмыслить ценности, впитанные с детства.

— И что за сюрпризы ты мне еще преподнесешь? — спросил, оборачиваясь к капсуле.

Сияние ушло, уступив место угольно-черным тучам и глухому безветрию. Приближающаяся непогода заставляла заранее морщиться от холода и мечтать о горячей еде и постели.

Из распахнутой ставни доносились удары молота, проникали запахи раскаленного металла вперемешку с ароматом горячей похлебки. Стоило покинуть стены молельни, по ушам ударил гвалт десятков людей — беженцы из Сухого Ручья явно решили не продолжать путь на север.

За время, проведенное в часовне, немногочисленные мужчины успели сколотить собственный барак. Толстые бревна, еще пахнущие свежим распилом, пара окон, да два дверных проема. Строили явно на совесть, словно собирались остаться жить прямо здесь, на заставе.

— С возвращением, сын мой.

Отец Генрих появился из-за угла молельни. Рукава сутаны закатаны, пальцы перемазаны смолой. Даже на лице несколько разводов сажи, в волосах застряли мелкие стружки. Священник, похоже, приложил руку к возведению новых построек.

— Здравствуйте, святой отец, — кивнул я, рассматривая хмурое небо. — Приближается буря.

— Именно так, — чуть прищурив глаза, ответил он. — Но нашел ли ты покой в душе, Алекс?

Я пожал плечами.

— Не знаю, отец Генрих. После Седых Мхов мне начинает казаться, что пока не перебьем людей Малена всех до единого, покой этим землям будет только снится.

Он покивал и поправил рукава.

— Дело Господне не прекращается ни на миг, сын мой. Для мирян все кончится со смертью злодея, но для Церкви — всегда найдется работа, — наставительным тоном проговорил он. — Как видишь, — повел рукой отец Генрих, — жизнь продолжается, а раз так — всегда будет соблазн, с которым предстоит бороться.

Беженцы как раз толкали мимо нас внушительную бочку, булькающую чем-то явно перебродившим. Даже сквозь крепкое дерево сочился шибающий по носу запах сивухи. И где только прятали, вроде по дороге к форту я ее не видел.

— Человек жив, пока надеется, — пожал я плечами.

Священник осенил трудящихся крестным знаменем и те тут же покатили веселее. На хмурых лицах проявилось подобие улыбки — видимо, благословение не только бессмертным придает сил.

— Молитва помогает, — улыбнулся отец Генрих. — Я вижу, что тебя терзают вопросы, сын мой.

— В Седых Мхах я видел колдуна, святой отец. Он что-то творил, когда я прибыл в деревню. И мне кажется, попробует вернуться, чтобы закончить начатое.

— Если ты упокоил всех мертвецов, ему не с чем будет работать, сын мой, — покачала головой священник. — А я вижу, что ты не оставил ему и шанса найти хоть кого-то, пригодного для поднятия.

Я кивнул.

— И все же — почему сейчас? Почему они обрели силу?

Он кивнул, складывая руки на груди.

— В смутные времена зло всегда сильнее. На севере пробудилось зло. Некоторые святые отцы считают, именно это послужило сигналом к пробуждению колдовства.

— Но на юге я видел не одного и не двух магов, — всплеснул руками.

— Это разные вещи, сын мой. Есть волшебники, южные маги. Они обращаются к миру, созданному Господом Богом для людей. Ни один маг не сможет обойти законы природы, он может лишь взывать к существующему порядку, но не нарушать его. Так, например, никто из волшебников юга не способен заставить воду обратиться в камень.

— Но он может ее заморозить.

— И даже испариться, — снова кивнул отец Генрих.

Перед глазами само собой всплыло воспоминание. Мы под стенами осажденного города. Армия узурпатора выдвинулась из-за стен, готовясь встретить нас превосходящим числом. Навстречу им вышел десяток мужчин в просторных плащах.

Минута — и вскинувшие руки волшебники превращают десятки врагов в иссохшие трупы. Тогда я думал, это невероятно. Но потом, когда узурпатор пал, остатки его армии решили прикрыть свое отступление пожаром.