Владимир Кощеев - Проклятые Земли

Придавленная тяжелой тушей рука все еще сжимала эфес меча, я старался изо всех расширить рану, но рукоять едва шевелилась. Хотя это и причиняла гиганту-варвару очевидные неудобства, подыхать он не собирался.

На мгновение приподнявшись, здоровяк пропустил руки между нами и сжал мое горло толстыми пальцами. Я мгновенно захрипел, отчаянно дергая клинок, торчащий из спины вожака.

Все закончилось быстро — едва перед глазами потемнело, на меня обрушился весь вес мародера. Из легких вылетел последний воздух, но хватка на горле исчезла, я мог понемногу дышать.

Ожидая, пока вернуться хоть какие-то силы, услышал тихий сип из раскрытого рта варвара — сволочь, жив еще! Кажется, у меня затрещали мышцы, пока я пытался сбросить с себя умирающего врага. Удалось лишь чуть пошатнуть, но, видимо, это хватило, чтобы клинок, почти распахавший разбойника надвое, довершил свое благородное дело.

— In nomine Patris et Filli et Spiritus Sancti! — объявил громкий возглас, и на меня, придавленного телом уже подохшего варвара, обрушился столп золотого света.

Чувствуя, как возвращаются силы, отпихнул тяжелое тело и, уперев ногу в туловище поверженного врага, выдернул меч из уродливой раны. Кровь бурно потекла на грязную землю, почти моментально впитываясь и паря.

Подхватив голову вожака за грязные патлы и сквозь зубы ругаясь, перепилил толстую шею — что ножовкой вековой дуб свалил. Силы снова ушли, в желудке утробно заворчало — по носу ударил запах подгоревшей каши.

Вот она, вся проза войны — убить, самому не помереть, да пожрать. Что еще нужно солдату удачи в нашем скорбном мире? Если кто скажет, что пуще всего — следовать идеалам, ценностям — плюну в глаза.

Посмотрел бы я на бойца, что от голода не может обнажить оружия. Много такой герой навоюет? Ни хрена. Голодная армия — мертвая армия.

Жри от пуза, говаривал сотник. Жри, как в последний раз. Люби девок, как в последний раз. И дерись так, чтобы пожрать и полюбить в последний раз.

Как добрался до котелка, как достал ложку, как ел — не помню. Очнулся только, когда половина заготовленного на пятерых здоровых мужиков была употреблена. Да еще девичий голос из палатки привел в себя.

Вот что мне стоило просто пройти мимо? Я ж не герой, не рыцарь. Да, черт с ним, я не святой, закрыл бы глаза, заткнул совесть — на войне многое нужно уметь не видеть. Но нет же, полез! Теперь что с такой добычей делать?

Сыто отрыгнув, бросил трофейную ложку в кашу и, поднявшись на ноги, потопал к заснеженной палатке. Уже у входа почуял приятный запах дорогих духов или чем там эти дивы лесные умащиваются?

Откинув полог, предусмотрительно отшагнул — слышал я о всяком. Иногда вот так спасенная встречала спасителя стилетом в горло. Кто их, жертв насилия, разберет, что вариться в оскверненной мужским естеством головке?

Впрочем, даже желая — эльфийка бы не смогла. Недлинная цепь, на которую посадили пленницу, не позволяла подойти близко к выходу. А колдовала, видимо, увидев меня через щель палатки. Повезло обоим — вряд ли ее выпустили бы живой.

— Ты кто? — кивнул ей, оценивая весь нехитрый шатер взглядом.

Стройная, по-эльфийски красивая — из тех, что выглядят приятно, но спать лучше с другими — на лице отчаянная борьба между благодарностью и подозрениями. И, собственно, ошейник с цепью. Грязные золотые волосы сбились в колтуны, как свалявшаяся шерсть дворовой собаки. Но в миндалевидных фиолетовых глазах — врожденная гордость. Надо же умудриться сидеть на цепи, как сука-охранник, раздвигая ноги перед грязным разбойником, не хуже портовой шлюхи, но все равно сохранять высокомерие, впитанное с молоком матери, не иначе.

— Не люблю эльфов, — не дождавшись ответа, сообщил я. — Но за помощь, спасибо, — и, чуть кивнув, нырнул под полог.

У вожака нашелся сундук на новом амбарном замке. С виду крепкий, но пара ударов рукоятью — и скобы вывалились наружу вместе с запором. Зачем ломать крепкую дверь, когда можно проткнуть пальцем стену?

Внутри оказалось много меди, пара десятков серебрушек и три золотых кругляша, несколько дорогих вещичек — явно снятых с собратьев пленницы. Красивый кинжал, несколько колец и ожерелий — при внимательном осмотре одно оказалось оберегом от слабой магии смерти. И бабские тряпки — это уж точно сняты со спасенной.

— По-человечески не говоришь, что ли? — обернувшись, заметил, с каким вожделением смотрит на свои вещи. — Не переживай, не трону, Альисьяра, — суть вещей, наконец, пришла на помощь, окрестив девушку жрицей второго ранга.

Жрица, усмехнулся я. Жаль, длинноухой Лаиссы, эльфийской покровительницы лекарей и книгочеев, а не любви. Впрочем, вожак мародеров, судя по всему, собственноручно исправлял это упущение.

— Как ты узнал мое имя, человек? — прошептала она, закрывая некрупную грудь грязными руками.

— И как только не замерзла насмерть, тут же мороз какой? — заметив напряженные от холода соски, пробормотал я. — Да не бойся, солдат ребенка не обидит, — швырнул ей всю кипу одежды, что нашлась в сундуке. — Разбирай тряпки.

Пока ушастая натягивала штаны, сапоги и явно мужскую тунику, я спрятал драгоценности и кинжал в сумку. Нечего добру пропадать. Оберег — на шею, рядом с крестом. Побрякушка в виде шнурка с тремя волчьими когтями брякнула, но тут же затихла, прижатая одеждой.

— Как ты вообще тут оказалась, Альисьяра?

— Отец отправил меня на юг, в землях людей стало слишком опасно — полно нежити, — пробормотала она, напряженно следя за мной. — Ты меня отпустишь?

— Конечно, — кивнул в ответ. — А что ты делала на севере вообще? Я думал, эльфы только на западе живут.

— Мой отец — глава рода! — гордо вскинула тонкий подбородок та.

— Дипломатическая поездка? — фыркнул, кривя губы в усмешке. — На кой ляд тогда дочку взял? Север — это не увеселительная прогулка, чтобы таскать с собой маленькую девчонку.

— Я не девчонка!

— Теперь-то конечно, — хохотнул я. — Ладно, Лиса… Я буду звать тебя Лиса, имя у тебя какое-то заковыристое…

Она скривилась от негодования, но спорить не стала. Как-никак, на шее все еще ошейник, я ее единственный шанс на свободу.

— Ладно, извини, — вскинул ладони. — Сейчас помогу освободиться, постарайся не дергаться.

Подобравшись ближе — из-за небольшой величины шатра пришлось ползти на коленках, осторожно осмотрел оковы. Интересно, а как вожак здесь передвигался — у него вон, какой рост, хоть самим потолок подпирай.

Ощупывая металл по кругу, нашел крохотный замочек. Явно тоже благополучно украден у какого-то богача — не будь Лиса эльфийкой, шея не пролезла бы. Наверное, когда-то на этом поводке выгуливала свою собачку дочка зажиточного купца или аристократка.

— Ладно, мечом рубить я не стану, сейчас вернусь, — и поспешно покинул шатер, от близости с юным телом становилось душно.