Билли-Боб Торрентон - Золотая рыбка в мутной воде [СИ]

Но как бы там ни было, замаячивший было шанс выйти из игры бесследно испарился. Впрочем, это меня совершенно не расстраивало. Привязался я все-таки к этой компании.

— Живой! Глаза открыл, — озвучил кто-то результат моих усилий. Кажется, это Хоран.

— Живой — это хорошо. А то столько вопросов без ответа останется, — с добродушной иронией говорит граф. — Сам-то помирать не собираешься?

— Нет, ваша светлость, — по-прежнему с трудом разжимая губы, отвечаю я. Мозг уже разогнался до нормы, но вот мышцы пока реагируют неохотно. Оно и к лучшему. Сбежать все равно не вышло бы, да и нет нужды. А вот видимость полумертвости избавит от чрезмерного любопытства. То есть, вопросы никуда не денутся, но хотя бы появится время обдумать ответы.

— Ладно, оживай давай, не буду мешать.

Граф выходит сам и выталкивает всех перед собой.

— Хоран, — зову я хозяина, очень кстати замешкавшегося в дверях, — задержись на минуту.

Он закрывает дверь за графом и поворачивается ко мне:

— Что ты хотел?

— Как твой парень?

Маванен, только суровый словно скала, вдруг расплывается в улыбке:

— Спасибо тебе, лекари оба говорят, что уже завтра будет, словно ничего не было.

— Хорошо, очень хорошо… А… эти?

Он снова мрачнеет — сразу понял, о ком я.

— Порешили мы их. Всех. И в лесу закопали.

— Знает кто, кроме твоих?

— Нет, никто. Это ведь днем было, а его светлость со своими на хутор к ночи вышел. Да и лекарь их всего-то на четверть часа опередил.

— Долго я так провалялся?

— Так это… Сам посуди — вырубило тебя вчера днем, а сейчас уже обед скоро.

— Обед — это хорошо, — бормочу я, а глаза опять начинают слипаться.

— Так я щас…

— Нет, как лекари скажут, а то…

Что "а то" я додумать и озвучить не успеваю, снова проваливаюсь в забытье.

Дальше я время от времени вываливался в реальность, потом выпадал снова. В моменты прояснений удалось наконец поесть, а также помыться и переодеться (моя одежда стирке и ремонту не подлежала), правда, не без посторонней помощи. Я еще раз поговорил с Маваненом с глазу на глаз — но на этот раз момент улучил он, сообщив, что если вдруг мне понадобится от кого-то или чего-то заныкаться, то я смогу это сделать в Медвежьей Тени, и жить здесь столько, сколько понадобится.

В очередной раз приоткрыв глаза, в некотором изумлении обнаруживаю себя внутри фуры, медленно покачивающейся на лесной дороге, ведущей от хутора к тракту. Потом вспоминаю, как меня в нее укладывали, как Хоран и его сыновья жали мне руку — пальцы до сих пор болят — и, успокоившись, снова проваливаюсь в сон, больше похожий на забытье.

Потом фура наконец останавливается, и я проделываю обратный путь от повозки до кровати на чьих-то руках. Только теперь это дом полковника Линденира. Весь остаток дня лекари единодушно никого ко мне не подпускают дольше чем на минуту. Благодаря чему я успеваю увидеть практически всех, прежде чем снова заснуть. Правда, Кимера, Нокиса и Ангира, как оказалось, даже не поставили в известность о моем "воскрешении" — барон и полковник единодушно запретили, а граф их решение поддержал. Отцы-командиры никак не могли решить, что им делать с уцелевшими участниками чужой авантюры. Пока вся троица обитает в одном из флигелей под круглосуточной охраной.

Следующие дни между собой почти ничем не отличаются. Я в основном сплю, в немалой степени благодаря каким-то снадобьям, в остальное время либо подвергаюсь чьей-нибудь заботе и вниманию, либо спасаюсь от них стараниями лекарей. Точнее, со второго дня только графского лекаря Кравера — запомнил наконец его имя. Грипен же сосредоточился на бароне и Ольте, ну, и на прочих, нуждающихся в помощи по мелочи. Барон, кстати говоря, быстро идет на поправку. Даже подозрительно быстро, как сказал Грипен, хорошо помнивший, каким того привезли. Вечером четвертого дня — то есть вчера — Кравер сказал, что Фогерен уже самостоятельно ходит по дому и даже понемногу гуляет в саду, а сегодня барон уже заглянул ко мне с утра. Ненадолго, минут на пять, но все же…

Мне пока вставать не позволено. Нер Линденир и Морас навещают меня по очереди, капитан — днем, полковник — вечером. Развлекают байками из своего бурного прошлого, подходящими по случаю. К слову, Линденир с пониманием отнесся к тому, что мне пришлось при нем выдавать себя за Сидена, и очень похоже, что он испытывал сейчас немалое облегчение, что я не имею к Серой Страже никакого отношения. Во всяком случае, пока. Капитан же, явно тяготившийся затянувшимся пребыванием на берегу, вернулся к идее оставить нас. И, похоже, граф отнесся к этому с пониманием. Во всяком случае, мне Морас сообщил, что Урмарен пообещал ему выплатить обещанный гонорар в двойном размере, а также уладить возможные проблемы с хозяевами погибшего груза и выплатить компенсации семьям погибших моряков. Ну, и с приобретением нового судна помочь — хотя бы в плане гарантий какому-нибудь банку.

Сам граф тоже несколько раз заглядывал, но каждый раз буквально на пару минут, и говорил больше с Кравером. И получив от него категорический отказ — подозреваю, насчет обстоятельного разговора по душам — сразу же вспоминал о чем-то важном и исчезал за дверью. Ладера я видел только на хуторе и потом тем же вечером в поместье. Как выяснилось позже, граф его куда-то отправил. Меченый, чье имя по-прежнему оставалось для меня неизвестным, меня не посещал вовсе. Впрочем, он и прежде никогда не пытался наладить отношения, так что это не выглядело странно.

Телохранители барона и маркизы, которых я не заметил в компании графа на хуторе, все-таки никуда не подевались, были живы и вполне здоровы. Киртан и Хонкир, у которых теперь было много свободного времени, поначалу проведывали меня даже слишком часто, несмотря на ворчание Кравера. Правда, Хонкир вскоре начал появляться гораздо реже. Киртан, посмеиваясь, объяснил это тем, что он ухлестывает за какой-то местной красоткой. Даже отношение Тилена с Ксивеном стало более дружелюбным — все-таки, с их точки зрения, я немало сделал для того, чтобы они нашли свою госпожу целой и невредимой. Но они, однажды пожелав мне скорейшего выздоровления, больше не заглядывали. Что, впрочем, совершенно меня не расстраивало.

Вот разве что в поведении барона я уловил какую-то едва уловимую перемену. Нет, он совершенно искренне рад был видеть меня живым, но что-то было не так, как прежде. Вот только что это могло означать, я не знал.

А потом об этом пришлось забыть. Поздним вечером, когда уже и Кравер ушел спать, ко мне заявился граф. Похоже, он устал ждать, а спорить с лекарем или применять власть не хотел. Или действительно был чем-то занят днем.

Урмарен сразу же выпроводил сиделку — ту самую пятидесятилетнюю тетку, которую я прежде видел у барона. Потом плюхнулся на стул рядом с кроватью, ухмыльнулся и сказал: