Стивен Эриксон - Полночный прилив

– Отправлюсь с ней?.. Вздор, я для этого слишком занят. Слишком! Столько еще всего нужно сделать. Пусть она забирает моих магов. Да-да, моих магов!

– Их осталось всего четырнадцать, седа.

– Четырнадцать. Существенно? Мне надо подумать.

Брис смотрел на старого друга, и жалость волной подкатывала к горлу.

– Как долго, седа, вы планируете оставаться здесь, на полу?

– Все очень непросто, финадд, очень, очень непросто. Боюсь, я тянул непозволительно долго. Но мы еще посмотрим.

– Когда королю ждать вас?

– Увы, разве мы знаем, чего нам ждать? За исключением тех существенных истин, которые с таким трудом удается извлечь из общего хаоса. Седьмое Завершение – ох, насколько же это неприятный поворот событий. Вам пора идти, Брис. Позаботьтесь о брате. Обязательно позаботьтесь!

– О котором?

Куру Кван, который снова принялся протирать линзы, ничего не ответил. Брис направился к выходу. Сзади раздался голос седы:

– Финадд. Что бы ни случилось, не убивайте его.

Он остановился.

– Кого?

– Не убивайте его. Ни в коем случае не убивайте. А теперь идите. Идите, финадд.

В Летерасе немало закоулков, куда еще ни разу не падал солнечный луч. Узкие изогнутые проходы забиты мусором, а балкончики, выступы и карнизы зданий служат им чем-то вроде крыши. Живут здесь в основном крысы, жуки-шлепанцы да пауки. Ну и неупокоенные иной раз попадаются.

Шурк Элаль стояла в полумраке, где провела почти всю прошлую ночь. Она ждала. Улочка с наступлением дня несколько оживилась, хотя пешеходы были более суетливы и менее дружелюбны, чем обычно. Два дня назад у Западных ворот случились беспорядки, жестоко подавленные Купеческим батальоном. Был введен комендантский час, тут-то и выяснилось, что из города практически исчезли деклассированные элементы – что вызвало среди горожан замешательство и смутное беспокойство.

Неподалеку от Шурк находилась боковая калитка, ведущая в усадьбу Геруна Эберикта. С момента своего возвращения финадд избегал церемоний. И дело было не в скромности. Вероятно, сказывался факт, что рядом с парадными воротами усадьбы имелось слишком много удобных мест, где в засаде мог притаиться убийца.

Так или иначе, прибытие Геруна все же не обошлось без суеты. Сначала в улочку неспешно вплыли телохранители. Пока они внимательно осматривали окрестности, Шурк чуть отступила назад, слившись с темнотой. Приняв защитную стойку рядом с калиткой, телохранители замерли в ожидании. Следом прибыл их начальник, который быстрым шагом подошел к калитке, отомкнул замок и толкнул дверцу внутрь, открыв взгляду узкий проход, а за ним – залитый солнцем дворик. На улице вдруг стало значительно меньше народу, словно все куда-то рассредоточились по условленному сигналу. В поле зрения Шурк остались только телохранители.

– Клоунада, – негромко пробормотала она.

Появился Герун Эберикт, держа руку на рукояти меча, висящего в ножнах на левом бедре. Не останавливаясь, он проследовал прямо в проход. Следом скользнули телохранители, и, наконец, их начальник, захлопнувший за собой калитку.

Чуть дальше по улочке нашлась ржавая, однако худо-бедно закрепленная на стене лестница. Шурк влезла на нее, не обращая внимания на стоны разболтанных перекладин, и добралась до крыши. Вскарабкалась вверх по скату, тщательно пробуя на прочность каждую черепицу, прежде чем использовать ее для опоры, перебралась через конек. Проползла к тому месту, откуда могла видеть входную дверь дома Геруна и часть двора. Снова вернувшись за конек, опустилась как можно ниже, оставив снаружи разве что пальцы и макушку – лучшее, чего она могла добиться в плане незаметности на случай, если чей-то взгляд со двора упадет в ее сторону.

Герун Эберикт стоял у дверей и слушал доклад капитана охраны – тот говорил долго и время от времени подчеркивал свои слова жестами, свидетельствующими о явном замешательстве. Неожиданно доклад прервался – Герун выбросил вперед правую руку и ухватил его за горло. Даже на расстоянии Шурк видела, как лицо капитана стало наливаться синевой не совсем обычного оттенка.

Естественно, ни один человек, в котором есть хотя бы капля отваги, такого долго терпеть бы не стал – Шурк не удивилась, когда капитан потянулся к кинжалу за поясом.

Герун этого ожидал. Его собственный кинжал давно был в левой руке, и он ударил капитана в солнечное сплетение, всадив лезвие под самую рукоятку.

Капитан обмяк. Герун отпустил его горло, и тот свалился на дорожку.

– Это всего лишь деньги, Герун, – заметила Шурк негромко. – И еще твой пропавший брат, которого ты убил давным-давно. Какое постыдное отсутствие самоконтроля… то есть это если с точки зрения твоих собственных подчиненных. Для меня же – просто еще одно подтверждение того, что я и так подозревала.

Теперь нужно было ожидать большого кровопролития, не этой ночью, так следующей. Бесчисленные шпики и осведомители по всему городу – те, кто здесь еще остался, – забегают, словно ошпаренные, и на вора пойдет облава.

Но это не единственная плохая новость.

Богатство Геруна пошло на то, чтобы организовать исход из города всей бедноты; следовательно, вместо нереков, тартеналов и фараэдов ему придется убивать летерийцев. Вероятно, он обнаружит, что найти жертву стало значительно трудней. Кроме того, идет война, так что и свободного времени у финадда особо не предвидится. Совсем скоро он взбесится до такой степени, что как бы не лопнул.

Когда Герун распахнул дверь и ворвался в дом, а охранники заторопились следом, Шурк вытянулась вдоль уклона, перевернулась на спину и заскользила вниз. Как раз в этом месте должен быть балкончик…

Вот только балкончика почему-то не оказалось.

Она полетела вниз, упала на бельевую веревку, лопнувшую под ее тяжестью, шарахнулась об уделанный толстым слоем голубиного помета карниз и наконец рухнула, раскинув руки, на кучу мусора. Где на какое-то время затихла.

В этом и заключается проблема городской жизни. Нет ничего постоянного. Ведя наблюдение за усадьбой, она использовала проклятый балкончик не меньше полудюжины раз.

Шурк подняла руку. Другую. Попробовала поджать ноги. Переломов пока не обнаружилось. Шурк тщательно обследовала все тело, и не заметила особых повреждений. Большая удача, решила она, что мертвые не страдают от уязвленной гордости.

И тут она обнаружила, что изо лба у нее торчит наружу ржавый железный прут. По лицу текла пахучая жидкость, застилая глаза. Она потрогала неуместный предмет пальцами. Выяснилось, что он прошел прямо сквозь кость, до самого конца – или, точнее, до задней стенки черепа, если скребущие звуки при попытке раскачать прут хоть что-то означали.

– Похоже, я повредила себе мозги, – пожаловалась Шурк Элаль. – Впрочем, пользовалась ли я ими всерьез последнее время? Не похоже. С другой стороны, была ли у меня раньше привычка разговаривать самой с собой? Тоже не припоминаю.