Стивен Эриксон - Полночный прилив

Она слышала, как нереки за ее спиной тихо постанывают, как замедляется и затихает стук колес.

К ней подошел Халл.

– Целую армию подняли, – прошептал он.

В его голосе звучало темное удовлетворение.

– А это точно предки эдур?

Он бросил на нее тревожный взгляд.

– Конечно. Кто же еще?

Сэрен встряхнулась.

– Подгони нереков, Халл. Тебя они слушают. Еще два дня и…

Она замолчала.

На дороге стояла фигура. Кожа цвета беленого холста, ростом с эдур, лицо покрыто темными полосами, как будто испачканные кровью пальцы провели по худым щекам. Красные глаза в глубоких глазницах. Старые, сгнившие доспехи покрыты рваной плесенью. Ножны на поясе справа и слева пусты.

Духи почтительно приникли к ногам фигуры.

Стукнула дверца фургона, и Бурук, завернутый в одеяло, заковылял к Сэрен.

– Могильник и Корень ! – прошипел торговец. – Плитки не солгали!

Сэрен шагнула вперед.

Халл протянул руку:

– Нет…

– Что, нам тут вечно торчать? – отрезала она, отмахнувшись.

Несмотря на всю браваду, она была испугана. Привидения являются в детских сказках и легендах, иногда в нелепых столичных сплетнях. Сэрен не особенно верила в подобные явления – только по привычке. Как в шепот истории, предвестие, как во что-то символическое, а не реальное.

Но даже и тогда она представляла себе нечто более… эфемерное. Намек на бесформенное лицо, стертые от времени черты. Еле заметное в темноте – вот оно тут, а вот исчезло.

Но сейчас фигура, стоящая перед ней, была весьма реальна, физически ощутима. Строгие черты длинного бледного лица, невыразительные, подернутые пленкой глаза, внимательно следящие за ее приближением.

Как будто только что выбрался из могильника. Но это не… не эдур .

– Однажды, – заговорил призрак на языке тисте, – здесь прополз дракон. Тогда тут не было леса. Тут была пустошь. Кровью залитая земля. Дракон и проложил эту дорогу. Ты чувствуешь, смертная? Под твоими ногами – накопленная память; она выталкивает корни, сгибает деревья. Дракон. – Призрак обернулся, посмотрел на дорогу за своей спиной. – Тот эдур пробежал, не видя, не думая. Он из рода, предавшего меня. Но… невинный.

Он снова взглянул на Сэрен.

– А ты, смертная, вовсе не такая невинная, правда?

Пораженная Сэрен молчала. За ее спиной заговорил Халл Беддикт:

– В чем ты обвиняешь ее, призрак?

– Во многом. В тысячах и тысячах злодеяний. Ее. Тебя. Ваш род. Боги – ерунда. Демоны – просто дети. Все предки – неуклюжие фигляры. По сравнению с вами. Интересно, так всегда? Порок до времени гнездится в лепестках цветка. Тайные семена разложения прячутся под растущей славой. Все мы по сравнению с вами, все мы ничто.

– Чего ты хочешь? – спросил Халл.

Призраки отошли в сторону, к деревьям, однако новый прилив подкатил к изодранным сапогам духа. Мыши потекли по дороге бурлящим потоком глубиной до лодыжки. Первые достигли ног Сэрен, заклубились вокруг. Серо-бурый прилив, бездумное движение. Множество крохотных существ, захваченных непонятной и непонимающей силой. Отсюда… дотуда .

Что-то ужасное, пугающее было в этих зверьках. Тысячи, десятки тысяч – всю дорогу впереди, насколько хватало глаз, покрывали мыши.

– Земля треснула, – сказал дух. – Не осталось ни деревца. Ничего – только трупы. И крохотные существа, которые ими кормились. Легион Худа. Грязный прилив смерти, пушистый и неудержимый. Это кажется так… легко. – Немертвый словно встряхнулся. – Я ничего от вас не хочу. Думаете, вашими путями никто никогда не ходил?

– Мы не слепые, чтобы так думать, – сказала Сэрен Педак. Она еле удерживалась от того, чтобы пнуть мышей, копошащихся у ее лодыжек, и чувствовала, что близка к истерике. – Если ты не хочешь – или не можешь – освободить дорогу, у нас не остается выбора…

Призрак наклонил голову.

– Ты готова пойти на множество маленьких смертей? Во имя чего? Удобства?

– Я не вижу конца твоим мышам, призрак.

– Моим? Они не мои, смертная. Они из моего времени. Из того века, когда они варварски правили этой землей. Множество тиранов, царящих над пеплом и грязью, что мы оставили за собой. В моем духе они видят обещание.

– А мы, – прорычал Халл, – должны видеть то же самое?

Призрак начал таять, цвета блекли.

– Если хочешь, – донесся тихий насмешливый ответ. – Конечно, возможно, они видят твой дух, а не мой.

И призрак исчез.

Мыши потекли в лес, прочь от дороги, послушные какой-то великой силе. Они ныряли в почву, в тень, в прогнившие стволы упавших деревьев. Были – и нет.

Сэрен подошла к Буруку Бледному.

– Про что ты говорил – «плитки не врали»? Могильник и Корень – плитки из Обители Азатов, ведь так? Ходил на гадание перед началом путешествия? В Трейте?

Он не смотрел ей в глаза. Лицо побледнело.

– Обители восстают, аквитор. Все .

– Тогда кто это был? – спросил Халл Беддикт.

– Не знаю. – Нахмурившись, Бурук отвернулся. – Какая разница? Земля дышит, из нее многие выбираются. Седьмое завершение близко, да только, боюсь, все будет не так, как нас учили. Рождение империи – да, конечно, но кто будет править? Пророчество пугающе смутное… Дорога свободна – едем дальше.

Он вернулся в фургон.

– И как это понять? – спросил Халл.

Сэрен пожала плечами.

– Предсказания – как сами плитки, Халл. В них можно увидеть что захочешь.

Отзвук ужаса еще сжимал горло, от внезапной усталости она расстегнула и сняла с головы шлем. Мелкий дождик ледяным компрессом остужал макушку. Сэрен закрыла глаза.

Я не могу его спасти. Я никого не могу спасти .

Халл Беддикт разговаривал с нереками.

Сэрен с усилием открыла глаза и встряхнулась. Шлем привязала к заплечному мешку.

Путешествие продолжалось. Громыхающие, постанывающие фургоны, хриплое дыхание нереков. Неподвижный воздух, туман, наползающий, словно дыхание истощенного бога.

Два дня.

В тридцати шагах впереди, невидимый никому, над дорогой пролетел сыч на широких темных крыльях. Когти и клюв были в крови.

Птица не чувствовала благодарности за щедрость. Не праздновала богатый пир. Охотник просто охотился, не обращая внимания на страх жертвы. Не обращая внимания и на Белого Ворона, летящего следом.

Порыв ветра погнал последний дым от погребальных костров на деревню, и Трулл Сэнгар, выйдя утром из дома отца, почувствовал горький привкус тумана.

Он жалел, что нашел новый мир. Открытия отменить нельзя. А теперь он причастен к тайне и, честно говоря, совсем этому не радовался. Даже знакомые лица казались чужими. Что им известно? Как обширен и коварен обман? Скольких воинов вовлек Ханнан Мосаг в свои честолюбивые замыслы? Насколько объединились женщины против колдуна-короля?