Стивен Эриксон - Полночный прилив

– Думаешь, я рада, что обязана тебе жизнью?

Он грустно улыбнулся и поднял глаза на Пернатую Ведьму; она смотрела на него, но тут же отвела взгляд.

– А, понимаю, ты оказалась… в долгу. Передо мной.

– Неправда, – прошипела она. – Меня спасла Урут. Ты ничего не сделал, только выставил себя дураком.

– Она опоздала, Пернатая Ведьма. А ты упорно называешь меня должником. Как будто, если часто повторять…

– Замолчи! Не хочу иметь с тобой дела!

– Тебе некуда деваться, хотя если заорешь еще громче, наши головы будут торчать на пиках за стеной. Чего хочет аквитор от Майен?

Пернатая Ведьма помедлила.

– Приветствия нерекам. Они умирают.

Удинаас покачал головой.

– Такой дар должен подносить колдун-король.

– Думай что хочешь, но Майен решила все сделать сама.

Удинаас вытаращил глаза.

– Серьезно? Она с ума сошла?

– Тихо, дурак! – Пернатая Ведьма отшатнулась. – У нее голова забита предстоящим браком. Она готовится в королевы и становится невыносимой. А теперь она благословит нереков…

– Благословит ?!

– Да, так она сказала. По-моему, даже аквитор изумилась.

– Аквитор – Сэрен Педак?

Пернатая Ведьма кивнула.

Они помолчали, потом Удинаас сказал:

– И что, по-твоему, даст такое благословение?

– Может быть, ничего. Нереки – пропащий народ. Их боги мертвы, дух предков утерян. Только призрак-другой могут прижиться на новоосвященной земле…

– Благословение эдур способно освятить землю?

– Возможно. Не знаю. Могут возникнуть связи. Связи судеб, в зависимости от чистоты родословной Майен, от всего, что ждет ее в жизни, и от того… – Пернатая Ведьма махнула рукой и захлопнула рот.

От того, девственница ли она. На как можно сомневаться? Она не замужем, а эдур строго блюдут такие правила .

– Мы с тобой об этом не говорили, – твердо произнес Удинаас. – Я только сказал, что тебе надо подождать, как положено. Не тебе судить, срочное ли сообщение Майен. Мы рабы, Пернатая Ведьма. Мы не принимаем решений и не думаем об эдур и их обычаях.

Она, наконец, взглянула на него.

– Да… Ханнан Мосаг встречается сегодня с летери.

– Знаю.

– Бурук Бледный. Сэрен Педак. Халл Беддикт.

Удинаас печально улыбнулся.

– Если бы ты захотела, к чьим ногам бросила бы плитки?

– Из этих трех? Странник его знает, Удинаас. – Словно почувствовав, что смягчается, она нахмурилась и выпрямилась. – Постою тут. Подожду.

– Ты собираешься метать плитки сегодня ночью?

Она коротко кивнула, подтверждая, а потом отошла на угол большого дома, почти под струйки усилившегося дождя.

Удинаас вновь взялся чистить рыбу, обдумывая собственные слова. Падшие. Кто следит за нашими шагами, интересно? Мы забыты, заброшены и незаметны. Никто не выбирает специально неправильный путь. Падшие. Почему мое сердце плачет о них? Нет, не о них, о нас, ведь я, несомненно, среди них. Рабы, крепостные, безымянные крестьяне и ремесленники, размытые лица в толпе – пятно в памяти, шарканье ног в закоулках истории .

Можно ли остановиться, повернуть и пронзить взглядом тьму? И увидеть падших? Можно ли вообще их увидеть? И если можно – какие чувства тогда родятся?

По его щекам текли слезы и капали на растертые руки. Он знал ответ, острый и глубокий, и ответ был… узнавание.

Халл Беддикт подошел к Сэрен Педак, когда Майен ушла. В стороне нереки разговаривали на своем языке, торопливо и недоверчиво.

– Ей не следовало это делать, – сказал Халл.

– Да, – согласилась Сэрен, – не следовало. Я вообще не поняла, что сейчас произошло.

– Она не объявила их гостями, Сэрен. Она благословила их появление.

Аквитор посмотрела на нереков; их возбужденные, покрасневшие лица ее расстроили.

– О чем они говорят?

– Это старый диалект, я разбираю лишь отдельные слова.

– Я и не знала, что у нереков два языка.

– Они упоминаются в хрониках Первой высадки, – сказал Халл. – Это местный народ, их территория занимала весь юг. Нереки наблюдали появление первых кораблей. Нереки приветствовали первых летери, высадившихся на континенте. Нереки-торговцы научили колонистов, как выжить на этой земле, дали лекарство от лихорадки. Они жили здесь долгое, долгое время. Два языка? Странно, что не тысяча.

– Ладно, – не сразу ответила Сэрен Педак, – по крайней мере, они приободрились. Поедят, будут слушаться Бурука…

– Я ощущаю в них новый страх – не парализующий, но вызывающий беспокойные мысли. Похоже, они и сами не понимают до конца, что значит для них это благословение.

– Ведь эта земля была не их?

– Понятия не имею. Эдур, конечно, заявляют, что были тут всегда, с тех пор как лед отступил с земли.

– Ах да, я и забыла. Странные мифы о сотворении: ящерицы, драконы и лед, предательство бога-короля…

Она заметила, что Халл странно на нее смотрит.

– В чем дело?

– Откуда ты все знаешь? Мне Бинадас Сэнгар рассказал это только через много лет – как дар, скрепляющий нашу дружбу.

Сэрен моргнула.

– Где-то слышала… – Она пожала плечами и вытерла с лица капли дождя. – У всех есть свои мифы о творении. Либо выдумки, либо воспоминания, совершенно перепутанные и набитые магией и чудесами.

– Ты на удивление пренебрежительна, аквитор.

– А во что верят нереки?

– В то, что их родила одна мать – бессчетное множество поколений назад; она похитила огонь и путешествовала по времени, пытаясь найти что-то, что ей нужно – хотя и сама не знала, что именно. Однажды в путешествии она приняла священное семя и родила девочку. Внешне эта девочка почти ничем не отличалась от матери, ведь святость была сокрыта, спрятана она и по сей день. Спрятана среди нереков, которые произошли от этой девочки.

– И так нереки объясняют свой странный патриархат.

– Наверное, – согласился Халл. – Хотя чистота оценивается только по женской линии.

– Интересно, у этой первой матери матерей есть имя?

– А, ты заметила их смешение, как будто это роли, а не разные личности. Девушка, мать и бабушка – и так сквозь время…

– Не считая скучной роли жены. Мудрость распускается, как цветок на куче дерьма.

Халл пристально посмотрел на нее.

– В любом случае ее называют несколькими связанными именами, обозначающими и несколько личностей. Эрес, Н’ерес, Эрес’аль.

– Значит, такова суть обожествления нереками предков?

– Такова была , Сэрен Педак. Ты забыла, их культура уничтожена.

– Культура может умереть, Халл, но люди продолжают жить, и в себе они носят семена возрождения…

– Увы. Если что-то и возрождается, то только извращенное, слабое, ложное.

– Даже камни меняются. Ничто не остается неизменным…

– Мы остаемся. Разве нет? Мы говорим о прогрессе, но на самом деле мы желаем продолжения настоящего. С его бесконечными излишествами, неуемными аппетитами. Все те же правила, все та же игра.