Дариуш Ришард - Записки судового врача [СИ]

— Да я уже готов быть кем угодно, только отдай мне, пожалуйста, мои стихи и не позорь на людях!

— Да ладно вам, доктор… Где вы тут людей увидели? — действительно, на улице было довольно безлюдно, а все прохожие, находившиеся в радиусе досягаемости звонкого детского голоска, были заняты своими делами и не обращали внимания на декламирующую девочку. — К тому же, стишок очень даже хороший, вам нечего стесняться. Мне вот понравилось…

Уже неплохо… Но главное, чтобы понравилось мадам Гайде…

Кстати, о мадам-капитане Гайде. Прежде чем заметить ее у трапа корабля, судовой врач первым делом услышал ее характерный заливистый хохот. А затем он разглядел и обладательницу этого заразительного смеха, правда была она не одна. Шивилла стояла рядом с каким-то мужчиной, достаточно еще молодым, высоким — чуть выше ее самой, но, на первый взгляд, ничем особо не примечательным. Видимо, он рассказывал ей что-то весьма остроумное и при этом еще подавал огонь для раскуривания ее трубки… До доктора донеслись обрывки их разговора, ведь те двое отнюдь не шептались.

— … великолепное судно, мадам, просто потрясающее, я не устану это повторять! Здесь во всем сразу чувствуется твердая, но чуткая рука капитана. Будь я пиратом, я бы незамедлительно пожелал его захватить… Кстати, а сколько узлов оно делает в час?..

Вот гад, честное слово. Этот пижон украл лауритцеву методику построения комплиментов. Неизвестно, каким образом, но точно украл…

— … а какой же у вас корабль, капитан?.. — тем временем интересовалась Шивилла у собеседника.

— О, мой корабль сейчас стоит за восточным мысом, отсюда его не увидеть… Но, сразу скажу, что он далеко не такой роскошный, как ваша красавица «Сколопендра». И не такой большой… Но главное ведь, как говорится, — не размер лодки, а мастерство кормчего. Если вы понимаете, о чем я… — и снова последовал неприличный хохот.

Лауритц сосредоточенно уставился вниз, на свои прескверно вычищенные сапоги, а затем возвел глаза к небу. И почему это он сразу не заметил, как сильно успела испортиться погода?.. Сейчас по небосклону медленно плыли тяжелые облака, серые, сгрудившиеся, как нечесаная овечья шерсть, а воздух был таким плотным и тяжелым от микроскопических капелек влаги, что его хотелось процедить через ситечко, прежде чем вдыхать… Самое время расползаться по каютам и пить горячий чай в гордом одиночестве, напрочь позабыв о всякой романтике. Ларри уже собирался проскользнуть незаметно по трапу на борт за спиной у Шивиллы… но человек-невидимка из него не получился.

— А, доктор Траинен! — громко окликнула его капитан. — Вы что-то хотели? Если да — то давайте по-быстрому. Я тут немного занята, но для вас минутка найдется.

— В принципе, ничего осо…

Лекарь запнулся, когда ему на нос с неба хлопнулась тяжелая капля воды. Из набежавших туч, наконец, заморосил пока еще легкий дождик. Странный незнакомец, стоявший рядом с Гайде, смерил доктора пренебрежительным взглядом и молча, с гордым видом надел шляпу, которую до этого держал в руках. Широкополую шляпу, к которой вместо плюмажа был приторочен лисий хвост… Так и хотелось сказать: «Сэр, вы просто до тошноты банальный, пошлый опереточный ловелас. И шляпа у вас дурацкая. Она как нельзя лучше отражает вашу индивидуальность».

— Да, мадам капитан. С вашего позволения, это — вам, — Лауритц не то, чтобы несмело, но осторожно протянул девушке букет, чтобы у нее вдруг не возникло ощущения, будто он с ним навязывается, — в знак моей, так сказать, благодарности, не более чем…

— Спасибо, доктор, — к счастью, Шивилла приняла цветы из рук судового врача и даже проявила к ним вежливый интерес… секунды эдак на две, — но не стоило так напрягаться. Я вообще, честно говоря, равнодушна ко всем этим веникам…

— Понимаю… Буду теперь знать, — спасибо, что хоть стихи читать вслух не стала. Она вообще их читать не стала…

— Хотя именно эти цветы мне нравятся, — соизволила добавить девушка, но только тогда, когда Лауритц мог услышать ее разве что удаляющимся в направлении своей каюты затылком, — надо же, как он ловко угадал мои любимые…

Доктор же весь предстоящий вечер и ночь просидел у себя и больше никуда не выходил, сжег до коротких огарков пару свечей и приговорил в тишине и покое примерно треть увесистого томика, который приобрел на днях и обещал себе читать не больше главы в день.

Всю ночь торговый флейт тихо покачивался у причала, а мелкий дождь моросил по его палубе, мерно постукивая и шурша, как горсть крупы в полупустой банке. Эту умиротворяющую атмосферу, чтоб жизнь медом не казалась, разбавлял постоянный негромкий гомон голосов и топот матросских ног. Впрочем, Лауритца это ничуть не смущало и не мешало предаваться размышлениям. В ту ночь он навсегда зарекся делать Шивилле какие-либо подарки, равно как и проявлять любые другие неуместные знаки внимания. Ведь это же, как ему внезапнейшим образом пришло в голову, на самом деле вовсе не просто милые глупости какого-то влюбленного идиота, а злостное нарушение субординации. Подумать только, на кого он позарился… Цветы, стихи — кому это все нужно?.. Где он, а где мадам Гайде — это же просто небо и земля, ром и вода, соль и сахар, и так можно до бесконечности продолжать перечислять все теоретически возможные противоположности… Даже если бы такая роскошная женщина всего-навсего приснилась скромному врачу, он был бы склонен подумать, что она просто перепутала грезы и явилась ему по ошибке. А, раз уж ему выпала уникальная честь служить под ее командованием, то он уже должен быть безмерно благодарен судьбе и довольствоваться тем, что имеет.

Ларри очень надеялся, что успел не слишком низко пасть в глазах Шивиллы, а она, в свою очередь, в чувственной сфере человеческих взаимоотношений разбирается намного хуже, чем в мореходстве или пьяных драках. Потому что, будучи на месте капитана корабля, если бы Лауритц обнаружил, что в него неприлично втрескался кто-то из членов экипажа, он сам бы, скорее всего, не захотел бы держать такого человека возле себя… Во-первых, это просто неэтично — бередить человеку душу, во-вторых, ненужные мысли будут отвлекать от рабочего процесса и в ответственный момент могут сыграть нехорошую шутку. Только судовому врачу почему-то не пришло в голову, что влюбленный подчиненный до поры-до времени является самым верным и бескорыстным, будет на все готов ради своего патрона, и его можно, периодически поощряя, водить за нос и вертеть им, как вздумается… Очень вредная черта характера — судить людей по себе, но Траинен искренне считал, что его капитан — порядочный человек с твердыми моральными принципами, а не коварная интриганка. Ну, не похожа была Шивилла на хитрого кукловода, дергающего за невидимые ниточки, скорее, на правдоруба, который не стесняется высказать свое мнение сразу, при всех и прямо в лоб. Так что теперь Ларри готов был просидеть до самого отплытия, вцепившись в свою койку, в ожидании того, что сейчас его придут увольнять и сгонять на берег, а он никуда не пойдет и будет слезно обещать, что исправится. Но этого не произошло.