Дариуш Ришард - Записки судового врача [СИ]

— Как же так, мадам капитан?..

— Очень просто, доктор. Ручками своими беленькими. Как там в книжках пишут? «Труд облагораживает», верно?

— Верно…

Спорить с решением капитана было не только бесполезно, но и, в некотором роде, небезопасно для физического и психического здоровья. Так что судовой врач благоразумно пропустил этап безрезультатного обжалования приговора и сразу приступил к исполнению. Менее чем через четверть часа Ларри уже стоял на палубе босиком, с аккуратно закатанными до локтей рукавами, с ведром, шваброй и прочими необходимыми орудиями наведения чистоты. Олли рядом с ним пристыженно переминалась с ноги на ногу. А ведь день мог начаться так хорошо…

Погода на море оказалась такой приятной, не жаркой и не холодной, дул умеренной силы попутный ветер, а лучи утреннего солнца разбивались на водной ряби сотнями солнечных зайчиков, которые так и целились тебе в глаза, заставляя щуриться… Высоко над головой протяжно вскрикивали чайки, и даже этим птицам, наверное, «Золотая сколопендра» казалась такой прекрасной и величественной, что они сдерживали свои низменные птичьи потребности и не смели, пролетая над этим судном, гадить на палубу. За бортом, внизу, с обоих боков корабля синхронно двигались два ряда весел, как лапки гигантской многоножки, что придавало судну большее сходство с членистоногим, давшим ему название. Широкие лопасти взбивали морскую пену и поднимали снопы брызг, заставляя «Сколопендру» нестись почти вдвое быстрее той скорости, которую мог придать ей один лишь ветер. А двигатель этот работал на самом дешевом «топливе» — мускульной силе человека. Но не по старинке, как когда десятки гребцов рассаживались на скамьях нижней палубы, берясь за весла. Тут уж в ходу была новая технология — группа матросов, при необходимости, по очереди сменяясь, вращала огромное колесо вала, а уже распространявшийся под палубой хитроумный механизм из шестерней и рычагов приумножал и передавал усилия на многочисленные «лапки сколопендры»…

Все-таки Лауритц решил, что он еще достаточно легко отделался. А ведь мог бы сейчас и колесо крутить, чисто теоретически… если бы ему предложили честно выбрать для себя самую гадкую работу, он назвал бы именно эту. А на его полотерное приключение никто и внимания особого не обратил, видимо, из вежливости. Первый помощник Бертоло, стоявший в это время за штурвалом, вообще кивал понимающе и сочувственно, потому что в положении судового врача мог оказаться каждый. Даже не просто «мог»… некоторые уже и оказались, потому что все-таки нашлись после бессонной ночи люди, нарушившие правило, установленное капитаном Гайде еще перед вчерашним застольем.

Если взялся за что-то — уж сделай это хорошо. Именно этим принципом руководствовались наши герои, олицетворявшие собой сейчас само смирение и покаяние, когда ползали по палубным доскам, отскребая их сперва «буханкой» — прямоугольным камнем, а затем щеткой и уже шваброй до такой степени чистоты, чтобы с них потом можно было есть. Когда работа была уже практически доведена до конца, а домывать осталось сущие пустяки, судовой врач позволил себе отойти в сторонку, присесть, отдохнуть и глотнуть водички, оставив Олли возиться на ступенях, ведущих на мостик… А зря.

От лирических размышлений замечтавшегося и засмотревшегося на одно облачко в небе, немного напоминавшее по форме дельфина, доктора оторвал громогласный красочный мат, дивной песней разлившийся над акваторией, и негромкий, приглушенный грохот, словно упавший мешок. Бедный доктор аж подскочил от неожиданности, обернувшись в направлении источника звука. А источником оказался боцман, который спокойно поднимался на капитанский мостик, но внезапно поскользнулся, совершив в воздухе кульбит, шлепнулся на свежевымытую палубу.

— Как вы? Серьезно ушиблись? — в первую очередь лекарь, разумеется, поинтересовался самочувствием боцмана и облегченно вздохнул, увидев, что мужчина в относительном порядке. — Ничего страшного, нужно сейчас что-нибудь холодное приложить, я разберусь… — уже во вторую очередь Ларри обратил внимание на то, что дощатые ступеньки подозрительно блестят на солнце. Осторожно поелозив по ним ногой, он заметил, что они скользкие, как ледяная горка. — Что здесь произошло?.. — рыжий обратил недоуменный взгляд на Олли. — Ты что-то… сделал с лестницей?.. Что ты сделал?

— Я нашл… нашел у вас в каюте баночку с такой штукой, похожий на воск… Ведь правильно же всё, натирают же полы воском?

— Натирают… — проговорил врач, поражаясь абсурдности сложившейся ситуации. — Только паркет, в доме! Но никому никогда в голову бы не пришло вощить палубные доски!

— Почему вы на меня кричите? — доктор слегка смутился, он ведь, и правда, повысил на мелкую голос… — Почему все всегда меня ругают??? Что ни сделаешь — все всегда получается не так… Но я же хочу, как лучше! Я так стараюсь, мою этот пол… У меня теперь даже руки болят, — девчонка ткнула Лауритцу под нос свои ладошки, на которых после продолжительной работы уже появились водянистые мозоли.

— Между прочим, у меня тоже болит все с непривычки. Но я же не жалуюсь… — вздохнул Ларри, потирая кисти рук. Конечно, он не жаловался, он ведь не был маленькой девочкой… — Бери щетку и стирай давай, пока капитан этого не увидела. Еще не хватало, чтобы мадам Гайде здесь поскользнулась — грех позволить ей переломать такие ноги…

— Так вот оно что значит — подмастерье судового врача, — прокряхтел боцман, потирая ушибленное плечо, — типичный сорванец, который создает травмоопасные ситуации, чтобы люди калечились, а доктору потом работа всегда была… Хех… Хитро! Только лучше бы все-таки юнгой стал. Я всегда это говорил, попомните мои слова…

Судовому врачу пришлось потратить немного времени для того, чтобы сводить боцмана в лазарет и удостовериться в том, что тот не заработал ничего серьезнее обыкновенного ушиба. А возвращаясь к своему подмастерью, Траинен прихватил с собой баночку мази для ее изувеченных мытьем палубы ручонок, чтобы, так сказать, реабилитироваться в глазах девочки за то, что обругал ее только что. В конце концов, она ведь не специально творит то, что творит, а по незнанию и от недостатка опыта, который легко лечится временем, да еще и из самых лучших побуждений… А на палубе он застал следующую картину — Олли, грусть, печаль и обиду которой как рукой сняло, как ни в чем не бывало, мило щебетала с первым помощником.

— Тебе, наверное, интересно, что случилось с моим глазом? — заранее интригуя юного собеседника, интересовался Бертоло, и это почему-то уже совершенно не удивляло Лауритца. Правда, доктор не считал, что история про лишение глаза подходит для ушей маленькой девочки, но раз уж Олли у нас официально девочкой не считается… Да и, к тому же, услышав, какую историю для нее на этот случай припас старпом, Ларри сам не сдержал улыбки, дивясь сочинительским талантам старика.