Светлана Васильева - Йормунганд (СИ)

— Айе, добрый человек!

Тот обернулся, откинул с глаз сетку, и поспешил навстречу.

— Айе! — пасечник был пухлым круглолицем человеком в широкополой шляпе и закутанный в одежду непонятных цветов так плотно, как только возможно было. Он кинул быстрый взгляд на отряд и внимательно всмотрелся в лицо Гарриетта.

— Какие дороги привели вас, добрые господа? — спросил пасечник, вежливо кланяясь.

— Мы с поручением от князя Эдегора, — сказал Гарриетт. — По дороге на нас напали лихие люди, неподалеку отсюда. Есть раненные, так что скажи-ка нам, где тут дом старосты и как поскорее до него добраться.

Пасечник согнулся в три погибели.

— Староста наш…, - залепетал он, — староста наш. Да. Наш староста…

— Ну! — поторопил его Гарриетт. — Или ты хочешь, чтобы мы квартировались у тебя, добрый человек?

Пасечник сглотнул. Вид раздраженных вооруженных воинов смутил его.

— Туда, — сказал он наконец и показал в сторону возвышающегося над остальными дома, с крышей крытой зеленой черепицей и резными ставенками.

— Могли и догадаться, — пробормотал Гарриетт. — Эй, и давно у вас по округе всякие бандиты шныряют? Вижу. Деревеньку не трогают.

— Не, не было, господин, — пасечник все так же продолжал, согнувшись смотреть себе на ноги. Йормунганд хмуро оглядывал дома. Звонкий лай собак, и визг ребятишек дополняли умиротворенную картину.

— А чудище, про которое докладывали князю, как часто оно бывает в деревне?

— Чудище-то? — пасечник почесал за ухом, сложная конструкция на голове заходила ходуном. — Я вот ни разу не видывал, но говорят всякое.

— Сколько людей в деревне? — спросил Йормунганд.

— Человек пятьдесят, не более.

Йормунганд кивнул и тронул было лошадь в объезд пасеки, но тут же остановился.

— В дом старосты пришлешь меда и воска, — сказал он, — для раненых. Понял?

— Как не понять, — ответил пасечник.

Гарриетт уже успел отойти вместе с остатками отряда, так что Йормунганду опять пришлось нагонять его. Он приблизился к телеге. Ингемар бредил, а Ругер с Бриссом играли в Хнефатафл. Брисс, смуглый уроженец Бретани, получил ударом меча в бедро и только чудом избежал большой потери крови. Он здорово ругался, пока Йормунганд очищал и зашивал его рану, но теперь чувствовал себя вполне сносно.

— Совсем плох, — сказал он, кивнув в сторону Ингемара, — окочурится по дороге.

— Знаю, — сказал Йормунганд.

— Деток вспоминает, — вздохнул Брисс.

— Значит, судьба такая, — сказал Ругер, под разговор сдвигая фишку на поле противника. — У тебя вот и деток нет, помрешь, и вспомнить некого.

Брисс фыркнул, но отвечать не стал.

Йормунганд продолжал смотреть на дома. Рядом с дорогой высилась таверна, криво прибитая доска возвещала, что добрых путников здесь ждут кров и обед. Йормунганду уже приходилось бывать в подобных местах, и он доподлинно знал, что кровля у крова, как правило, протекает прямо на кровать, а обед — жидкий и безвкусный. Но ради кружки пива и очага после долгих скитаний можно перетерпеть и не такое.

Дом старосты не в пример таверне большой и ухоженный. Под окнами стояла скамейка и цвели цветочки. На скамейке сидела старушка, скромно сложив руки перед собой и щурясь на путников. Голова старушки покрыта затейливо завязанным платком. Платок тоже был не простой — из яркой, с блестящей нитью ткани. Из-под палатка торчала жиденькая седая коса, длинная, спускающаяся почти до пояса. Платье старушки прикрывал передник вышитый петушками и курочками с тонкими ножками и разноцветными перьями в хвостах. — Чьих будете? — спросила старуха, прикрываясь ладошкой от света.

Гарриетт спешился, потянул коня за собой за уздечку.

— Мы люди Эдегора, — сказал он.

— Кого это? — старушка сложила ладошку трубочкой и поднесла к уху.

— Князя Эдегора, старая, которому вы подати платите. По его приказу. Хозяина зови.

— Нету его.

— Да… — Гарриетт длинно выругался по гардарикцки и толкнул калитку. И едва не влетел во двор плечом вперед. Навстречу выскочили две собаки, Гарриетт отпрянул и едва успел захлопнуть калитку у них перед носом. В сердцах как следует пнул калитку. Собаки зашлись в хриплом лае.

Послышались звуки открываемых дверей и густой мужской голос окликнул.

— Кто там?

— Князя Эдегора отряд, — рявкнул Гарриетт.

Во дворе завозились, захлопали двери, раздались испуганные женские голоса. Йормунганд вздохнул, ткнулся на мгновение в сплетенные на гриве коня руки и тут же выпрямился.

— Ой, бабушка, — сказал он, глядя на старушку с высоты своего коня. — Мы прибыли поймать чудовище, которое нападает на путников в здешних лесах, а наткнулись на лихих людей.

Старушка пожевала губы, прищурившись, но промолчала.

— Давно тут деревенские лихим делом промышляют? — спросил Йормунганд. — Не они ли то чудовище и есть?

— Не ведаю, о чем толкуешь, — сказала старушка.

Гарриетт смотрел на старушку с выражением крайней усталости.

— Не бери в голову, — сказал он. — Поговорим с людьми, прочешем окрестности. Что ты от старой хочешь узнать?

— Я тут встретил девчонку на дороге, — продолжил Йормунганд, — Юрун. Не знаешь, чья дочь?

— Чудно вы говорите, — сказала старушка, склонив голову набок, — Будто по-нашему и не по-нашему. Откуда такой?

Собак, наконец, убрали. Заскрипели ворота, два мужика растащили их в разные стороны. Низко кланяясь, перед Гарриеттом стоял нестарый еще человек в длинной, перевязанной полоской желтой ткани, рубахе. Гарриетт протянул ему грамоту. Тот лишь мельком взглянул на княжескую печать и склонился еще ниже. Гарриетт махнул рукой, во двор въехал Йормунганд и остатки отряда с телегой.

— Где староста? — осведомился Гарриетт.

— Ушли намедни, — сказал мужик в рубахе, не разгибая спины, — сказали, к ужину будут.

Гарриетт кивнул.

— На нас напали в лесу, есть раненые, — сказал он. — Пусть их разместят где-нибудь с удобствами.

— Дочери в деревне есть? — спросил Йормунганд, спешиваясь. Мужик вздрогнул как от удара и уставился на него.

— Не держим, — сказал он. — Князь же не велит.

Йормунганд ответил ему долгим задумчивым взглядом.

— Лекари, — сказал он, — знахари? Знахарки? Травницы? Ведуньи? Кто вас лечит, принимает роды?

Мужик растерялся.

— Про роды не ведаю, у баб надо бы спросить.

Йормунганд провел рукой по лицу.

— Спроси, — сказал он. — И поскорей.

Когда Ингемара вынимали из телеги, он был уже в забытьи. Йормунганд проследил, чтобы Ругера и Брисса устроили поудобнее. Велел нагреть воды и принялся обмывать и заново перебинтовывать раны. Ему помогала девочка лет двенадцати — четырнадцати. Уже почти невеста. Йормунганд спросил ее имя, но девочка только мотнула головой. Светлые волосы уложенные в косу, веснушки на румяных теплых щеках, темные блестящие глаза.