Юлия Остапенко - Тебе держать ответ

Десять дней — это немного, успокаивал он себя. Если быть осторожным, избегать больших дорог и трактиров, ничего с ним не случится за десять дней.

Он утешал себя это мыслью до тех пор, пока у него не украли лошадь.

На самом деле, неприятности начались ещё раньше — когда в первой же деревне, у колодца, где Адриан остановился напоить коня, он ощутил на себе недобрые взгляды и понял, что сходу повёл себя как последний дурак. Красно-белые цвета его одежд, хотя и прикрытые плащом, были теперь для простого люда всё равно что тряпка-дразнилка для быка. Эвентри пустили на свои земли захватчиков, жёгших деревни и обложивших народ непомерными податями. Никто не жалел Эвентри.

Адриан убрался оттуда так быстро, как смог, и потом целый день ехал окольными дорогами, озираясь через плечо. Одна из них вывела его к одинокому хутору, стоящему в стороне от деревень. Адриан спешился в рощице, раскинувшейся немного в стороне, разделся до штанов и нижней рубахи, и в таком виде пешком явился на хутор. Там он сказался несчастливым путником, которого ограбили разбойники, и спросил, не купят ли добрые люди его одежду, чтобы он мог добраться домой, потому что его матушка, должно быть, уже сходит с ума от волнения. Хозяйка хутора, выслушав эту жалостливую историю, сокрушённо покачала головой и налила ему тёплого козьего молока. Хозяин же подозрительно сощурил глаз, а после сказал, что лишних денег у них нет, да и цветастое тряпьё это им ни к чему, так что он мог бы разве что выменять его у Адриана на еду и одежду попроще. Именно это и было ему нужно.

За куртку, шёлковую сорочку, перчатки, бархатную шапочку и кожаные брюки Адриан получил поношенную холщовую куртку, подбитую изнутри овчиной и изрядно поеденную молью, и такие же штаны с широким поясом из грубо выделанной кожи. Плащ и сапоги он решил оставить себе — ночи были холодными, и не каждую из них ему удавалось провести под крышей. К новому костюму лэрда Эвентри прилагалась краюха ржаного хлеба, ломоть солонины, большой кусок сливового пирога и целая горка крутобоких груш. Хозяйка, тронутая его юностью и растерянностью — отнюдь не наигранной, — добавила к этому флягу сидра и пригоршню леденцов. На прощание она погладила Адриана по голове и сказала, что будет молиться за него Милосердному Гвидре. Адриан подумал, что гораздо более действенной помощью было бы позволить ему переночевать, но он и так уже вызвал достаточно подозрений. Он вернулся в рощицу за оставленными там конём и стилетом, поспал до утра в зарослях бузины и с рассветом, приторочив к седлу свою небогатую поклажу, двинулся дальше.

Денег у него не было ни гроша, но он надеялся, что, если экономить, еды ему хватит на неделю. А дальше можно было кормиться плодами диких яблонь и груш, к счастью, буйно плодоносивших сейчас в этой части Бертана. Охота прокормила бы его лучше, но, во-первых, Адриан умел охотиться только со стрелковым оружием, а во-вторых, всё здесь кому-нибудь принадлежало. Его вряд ли повесят за то, что он сорвёт с ветки дикое яблоко, но за убитого зайца могут и поколотить, а ещё хуже — доставят в замок здешнего лорда на суд. А лорд-то, может статься, был на недавнем пиру в замке Эвентри и помнит в лицо мальчика, нагло воссевшего во главу стола… Адриан не мог так рисковать.

Ему пришлось сделать крюк, чтобы обогнуть фьев Индабиран, к которому он не приблизился бы за всё золото мира, поэтому первые дни он ехал через Иторн и Элпринг, присягнувшие Фосигану. Далее были нейтральные Чейзеры, а за ними начиналась бесконечная череда земель, означенных на новейших картах лиловым контуром: то были септы клана Одвелл. Рейли, Шердаро, Кундз и Вайленте. Бьярд — за ними, на северо-востоке, за Когтистым заливом. Адриан предпочёл бы по возможности обогнуть Вайленте так же, как Индабиран — его сестра Алисия была насильно выдана замуж за тамошнего лорда, и вряд ли в этих местах его ждал тёплый приём. Однако земли Вайленте примыкали к границам Бьярда со всех сторон, где их не омывало море. «Ладно, — сказал себе Адриан, — проблемы надо решать по мере их возникновения. Доберусь до Вайленте, там и буду думать». Он рассчитывал, что окажется там через неделю. И понял, что был слишком самонадеян, когда зарядили дожди.

Дожди в северной части Бертана — притча во языцех для сухих и тёплых фьевов юга. Собираться может долго, несколько дней — глядишь в небо с утра до ночи и думаешь: ну, польёт или не польёт? И уже когда решишь, что нет, не польёт, так и будет угрожающе нависать над головой пухлыми, неповоротливыми тучами, похожими на беременных нищенок, — а тут-то небо и разродится от тяжести ливнем, сносящим глинобитные крыши, сбивающим с ног коней и топящим неосторожных, которых угораздило провалиться в лужу, глубокую, как небольшое озерцо. Одно спасенье: заберись куда повыше и где посуше, да и сиди — жди, пока схлынет. Такие дожди не длятся долго, но оставляют после себя напрочь размытые поля и дороги. Счастье, что случаются они поздней осенью, когда ничего не грозит посевам, а массовые переходы откладываются до весны.

Однако Адриан не мог ждать до весны. Он не знал точного дня, когда лорд Бьярд спустит на воду свою «Моровую Гилас», как Адриан, не страшась кары богов за такое кощунство, называл про себя его корабль. Это страшное название отражало истину, и мысль об этом подстёгивала Адриана в те минуты, когда ему хотелось лечь на землю, ткнуться лицом в траву и лежать так, пока кто-нибудь не придёт и не заберёт его туда, где хорошо, тепло и безопасно и где он не будет ни в чём виноват. Но он мог лежать так тысячу лет, и никто бы не пришёл. Разве что лорд Индабиран, чтобы снова его где-нибудь запереть.

Поэтому Адриан ехал вперёд, не очень быстро, чтобы не загонять ни лошадь, ни себя — он понимал, что с учётом скудного рациона ему надо беречь силы. Ливень застал его в открытом поле, которое он решил пересечь напрямик, чтобы срезать путь до дороги. Дело было в Шердаро, славившемся самыми кошмарными трактами в Бертане. Адриан теперь имел возможность убедиться, что слава оправдана: разница между тропой через поле и главным трактом была только в названии.

Однако у трактов есть одно несомненное преимущество — трактиры. Вдоль тропы в чистом поле трактиров, разумеется, не было. Не было даже навеса или сарая для сена, где можно было бы спрятаться на то время, пока Молог не перестанет грохотать и бушевать в небе. Адриан не боялся грозы, но молнии, рассекавшие небо, раскинувшееся от края до края горизонта, заставляли его вздрагивать, а Буревестника, вопреки гордому имени — испуганно и жалобно ржать. Когда одна из молний вонзилась в землю прямо перед ним — далеко, но Адриану почудилось, что всего лишь на расстоянии вытянутой руки — у него волосы встали дыбом. Поэтому, завидев вдалеке огни, Адриан без колебаний припустил к ним — меньше всего на свете ему хотелось быть сожжённым молнией в поле, там, где никто не смог бы даже опознать его тело или то, что от него останется.