Андрей Георгиев - Выбор только за тобой (СИ)

Бить вас со спины, как вы это обычно делаете? Нет, много чести. Она не по вам, уроды. Впереди стоит мен, которому на плечи положили свои лапы двое собутыльников. Что-то громко бормочут под нос, сами с собой разговаривают? Это лечится, господа.

Я решил не тратить попусту свои силы, просто-напросто сделал подсечку одному безмочковомоушастому страшилищу, и когда он упал, ударом открытой ладони, как меня учил это делать Вячеслав, вогнал носовой хрящ удивленного спарда глубоко ему в мозг. Минус один.

Мне даже обидно стало за себя. Ноль эмоций и фунт презрения с их стороны. Как же так? «Я краснею, я бледнею, захотелось ей сказать…». Я поступил со вторым спардом намного гуманнее, чем с первым. Я его просто развалил на две половины ударом своего кнута. Он, как верный товарищ, появился в моей руке мгновенно. Маньяк какой. Убивать ему и убивать. Впрочем, маньяк маньяку — товарищ и брат. Даже больше — самый близкий родственник. Кто второй маньяк? Да вот он же стоит — в камуфляже и тельнике.

Ну, какой вы товарищ в сером костюме — свинья! Ваших товарищей убивают, точнее, убили, а вы и ухом не повели даже. Я обошёл супермена, встал напротив него. Шевелит губами, глаза закрыты. Весь в себя ушёл. А вот и первая молния сверкнула. Толпа визжит, недовольная моим поведением, что-то пытается сказать этому серокостюмнику.

А ну, цыц! Понаехали, понимаешь ли! Я толкнул седоволосого и седобрового мужчину в плечо очень сильно. Его развернуло градусов на девяносто. О, соизволили заметить меня, барин? А по сопатке? Нет, во мне есть определенно что-то маньячное.

Удар в нос вышел просто замечательным. Куда ты тянешь в мою сторону светящуюся руку? А прочь её, она у тебя лишняя. Кричишь от боли? Это мне прям, как бальзам на душу! Плачь, детка, плачь! Нет, потерять тебе сознание я не дам. Извини, воды нет с собой. А вот хорошая оплеуха для тебя — в самый раз.

Так, а что у нас за оживление в толпе безумцев? Ай, да игумен! Сам лично привёл монахов к этому сборищу и потчует бесноватых дубиной. Монахи от него не отстают, кому хочется получить наряд вне очереди на прополочные работы? Должны же быть такие в монастыре? Правильно, настоятель, гоните их всех поближе к их божку. Он устал от жизни и просит смерти.

— Кто ты, смертный? — говорит лежащий на земле кровавогубый.

Перестарался я. Ну, да мне простительно. Я же не местный. Интересно наблюдать за перекошенными лицами людей, который всё ближе и ближе к нам. От злости их так перекосило, или от страха? А нет, у недомужиков штаны мокрые, не знаю, как у недоженщин.

— А ты не догадался ещё, погань?

— Странник.

— Странник я, Странник. Странный Странник. Убиваю и убиваю нечисть по свету. Ничего с собой поделать не могу. Ну, давай предлагай мне богатства взамен твоей жизни, давай, я жду.

— За меня отомстят…

— Скучно-то как! Который раз слышу эту фразу. Ты не оригинал. Но оригинально умрёшь. Хочешь? Чего ты головой машешь? Вот у меня получается создавать шары ярко-голубого цвета. От света этого шара у тебя по телу пойдут сначала судороги, тело покроется язвами и тебе придёт северный пушной зверёк. Это образно.

Тело мужчины начинает излучать слабое сияние, становится полупрозрачным. Стоять! Решил удрать? Ты не знаешь, какой у меня узел на кнуте шустрый. Раз и всё. Вспышка света, через кнут в моё тело поступает просто невероятное количество энергии. Хочется горы двигать руками.

Ну что, мне пора. Чем мог, тем помог. В состоянии перевозбуждения, когда меня переполняют эмоции, могу жизни лишить и всю толпу праздно-любопытствующих. Я так думаю, что у них на всю жизнь увиденное отобьёт желание заниматься этим непотребством. Очень хочется верить, что они вернутся к своей нормальной жизни. Я, во всяком случае, в это верю.

А вот и знакомый мне фонтанчик с энергией. Ночью он смотрится просто замечательно. Я подхожу к нему, пропускаю всю энергию через себя, представляю, что передо мною сейчас появятся ступени, ведущие на верх, к звёздам. Да, так и есть. Мне пора.

— Ты вернёшься, Странник? — слышу я голос настоятеля монастыря.

— Обязательно! Когда-нибудь я вернусь!

Я произношу эту фразу, делаю первый шаг, поднимаюсь по ступеням звёздной лестницы, ведущей к Дороге.

Когда у человека не остаётся никакой надежды на спасение, он впадает в панику. Что же делать? Как выбраться из того, или иного положения? Многие, те, которые послабее, заканчивают жизнь самоубийством. Я понимаю, что это самый простой выход из сложной, порой — тупиковой, ситуации.

А какого матери смотреть на хладный труп любимого сына, или дочери? А как же дети, для которых ты был всем и в одно мгновенье — подло их бросил и ушёл в мир иной? Как это всё взвесить, где найти эталон для весов, где ты определяешь — прав ты, или нет?

Есть такой эталон, он есть у каждого человека. Это его совесть. Только у одних совесть — понятие абстрактное и это понятие всегда находится за некой ширмой. Она, совесть, вроде как бы и есть, человеку становится стыдно, его мучают угрызения совести, но человек раскрывает ширму и всё! Нет совести и человек превращается из своего привычного состояния в подобие дикого животного, у которого действуют одни низменные инстинкты.

Пожрать, поспать, переспать, можно и лишить жизни кого-то, какого-нибудь индивидуума, который не имеет ширмы и поступает всегда по принципу справедливости, добра, совести. Его бьют по одной щеке, он подставляет другую, его унижают, он лишь глупо улыбается и начинает пресмыкаться перед сильным.

Всё! Был человек, но его сломал человек с ширмой в душе. Человека с большой буквы не стало. О нём, может быть, вспомнят пару раз друзья, выпьют не чокаясь, но про себя они обязательно подумают — слабак. Ушёл из жизни в таком молодом возрасте и ничего о себя в памяти людей не оставил. Это страшно! Зачем нам Богом дарована удивительная возможность жить, любить, растить детей, творить добро? Правильно — оставить о себе добрую память.

Сколько я уже нахожусь в подвешенном состоянии и никак не могу найти Дорогу, которая приведёт меня в мой мир? Уже два мира позади. Везде — свои проблемы, везде противоречия, везде побеждает сильный, превращая в рабов слабых.

Если в первом мире, похожий на мой, ещё было какое-то сопротивление приспешникам дьявола, то во втором — этот вопрос был уже давно решён и теперь в мире правила тёмная сила, мир застыл в своём развитии, где-то в пятидесятых годах двадцатого столетия.

Страшно было смотреть на людей и не видеть у них в глазах надежды на будущее. Было огромное желание помочь людям, как это я сделал в мире, где существовал игумен Даниил, но я походил по городу, стараясь не привлекать к себе внимание, посмотрел на людей и убрался по-добру, поздорову. У мира, где в одну кучу сбились рабы, нет будущего. Скоро этот мир исчезнет, его скоро не станет.