Анна Жадан - Избранные (СИ)

Ждать не было времени. Гэйб протянул несколько весенцев торговке, и я изо всех сил рванула на себя ткань, крепко ухватившись за нее. Фрукты посыпались нам под ноги, заставив Гэйба удивленно опустить глаза, а Дэшона — отступить. Я не стала далее проверять их реакцию, и, как только первые свежие яблоки коснулись мостовой, бросилась бежать.

Мне казалось, что я никогда в жизни не бегала так быстро. Когда в детстве я летела через поля, меня подгоняли ощущения счастья и свободы, но сейчас меня гнал вперед лишь страх. И, на самом деле, я не знаю, в каком случае люди бегут быстрее — к своему счастью или от своих кошмаров.

Я преодолеваю сорок шагов за несколько секунд, затем сворачиваю на улицу и изо всех сил бегу к открытым дверям борделя, откуда доносятся громкие, раскатистые звуки. Еще парочка шагов и меня уже будет не догнать…

За спиной раздаются крики, и кто-то резко хватает меня за плечо. Я вырываюсь, но заведующий борделем — лысый человек угрожающего вида — цепко держит меня своими мясистыми пальцами.

— Ты куда еще собралась? — рычит он мне в лицо, — через мое заведение пробегаешь, а платить не вздумала?

Дрожащими руками я роюсь в карманах плаща, но у меня нет ни единого весенца — в королевстве мне еще ничего не выделили.

— Ну пожалуйста, у меня ничего нет, — срывающимся голосом умоляю я, дико озираясь назад.

В борделе стоит ужасная вонь сигар и дешевого вина. Несколько зевак с интересом поглядывают в нашу сторону.

— Тогда проваливай отсюда! — кричит он, обдавая меня пьяным дыханием.

Собравшись с духом, я заношу свободную руку и изо всех сил ударяю мужчину кулаком в лицо. Он издает громкий крик и сгибается пополам, ухватившись за один из столов.

— Ты что, совсем оборзела?!

Не чувствуя своих ног от ужаса, я бросаюсь бежать и на диком притоке адреналина пересекаю бордель, выбегая через заднюю дверь в самую гущу узких улочек. Я мчусь все дальше: петляю через переулки, пролетая мимо оторопевших прохожих, и выбегаю на пристань. Звуки погони затихают, но, возможно, их просто перекрывают крики внезапно проснувшихся торговок. От пристани остается совсем немного. Я бегу мимо причалов, еще раз поворачиваю налево и останавливаюсь возле маленьких, немного покошенных построек. Обогнув несколько домов, я рывком раскрываю калитку, вбегаю на крыльцо и изо всех сил тяну на себя дверь. Она без труда поддается — как и всегда, когда мама готовилась к стирке или отец собирался выехать на охоту — и залетаю внутрь.

— Мама! Папа! Это я! Быстро собирайтесь, мы уезжаем!

Мой голос эхом отдается от стен. Я изумленно оглядываюсь вокруг: все вещи на месте, но дом выглядит…опустевшим. Куда-то исчезло мамино столовое серебро, шторы задернуты, а на столах не стоят цветы.

— Мама?

Я пробегаю в гостиную, но и там никого нет. Все шкафы пусты — нет ни сувениров, которые нам привозили из Стейси, ни папиной коллекции корабликов.

— Папа?

Я взбегаю вверх по лестнице, но в спальне родителей тоже никого нет. Я рывком открываю шкафы, выдвигаю тумбочки, но все, кроме мебели, исчезло без следа. Как будто никого здесь никогда и не было.

Мое сердце уходит в пятки. Я с трудом облокачиваюсь о стену и на секунду перевожу дух. Легкие дерет от боли, но я не могу позволить себе ни секунды промедления.

Спустившись вниз, я выхожу на улицу и быстрым шагом подхожу к стойлу. Открыв двери, я ожидаю увидеть папиного любимого коня или Аниту, которую обещали вернуть моей семье. Но там никого нет. Ни свежего стога сена, ни воды, ни лошадей. Все будто просто исчезло.

Боль в моей груди разрастается, и, наконец, я не выдерживаю. Я оседаю на холодную землю и начинаю громко, отчаянно плакать. Я завываю и обнимаю себя руками, как будто только это может спасти меня от одиночества.

Они пропали. Возможно, они переехали, купив новый дом на деньги королевства, а остальные вещи еще не перевезли. А возможно…

Я не хотела об этом думать. От одной мысли о том, что с ними могли что-то сделать, мне становится плохо. Но я успокаиваю себя тем, что если членам Элитного отряда было приказано убить мою семью, то вряд ли они стали бы воровать вещи и столовое серебро.

Если только они не хотели обставить все так, как будто моя семья переехала.

Я хватаю ртом воздух и изо всех сил кусаю свою ладонь, чтобы не закричать. Я должна поговорить с Эйданом. С Адрианом. Хоть с кем-то.

Неужели мне не позволяли увидеться с родителями, потому что…потому что видеться было уже не с кем?

Я теряю счет минутам, проведенным в стойле. Моя голова наполняется тяжестью, и я с трудом могу различить звуки приближающегося топота.

Гэйб и Дэшон врываются в стойло с громкими криками. Они подхватывают меня под руки, и я пытаюсь остановить их, попросить, чтобы они дали мне еще одну секунду наедине со своим горем в своем родном доме. Но я мигом вспоминаю, что они, по сути, уже и не люди вовсе. Они всего лишь служители короля, им не свойственно сострадание, если оно идет вразрез с приказами господина. Они всего лишь бесцельные куклы, набитые чучела, лишенные души.

Эта мысль заставляет меня рассмеяться. Хранители волокут меня все дальше от моего дома, а я продолжаю громко, заливисто хохотать, пока мне не начинает казаться, что именно смех является причиной тупой, обволакивающей боли внутри.

Принц и принцесса стоят напротив двери, ведущей в зал королевских Советов, и буравят ее глазами. Оба они понуры — Адриан с силой ударяет спиной по стене, а Селеста скрещивает руки на груди и недовольно переводит взгляд с него на меня.

— Успокойтесь, ваше высочество, — бесстрастно советую я. — Вы все равно не повлияете на исход процесса.

На самом деле, мне нет дела до переживаний принца, но я вынужден сказать то, что должен. Обязанности капитана Элитного отряда порой сильно давят на мое чувство собственного достоинства.

Он впивается в меня взглядом, прямо как в детстве. Я почти инстинктивно ожидаю, что за этим последует драка, но он лишь произносит:

— Не вам учить меня, капитан.

Я оставляю его замечание без ответа и просто пожимаю плечами. В Адриане нет особой жажды власти или тщеславия, что всегда меня удивляло. Когда нам было по семь лет, он впервые узнал о том, что магия Просвещения на меня не действует — он даже всерьез решился это проверить. Но когда он понял, что я сильнее его, то обозлился и бросился на меня с кулаками. Это была наша не последняя драка. Скорее она положила начало вражде, которая длится и по сей день. Я смутно догадывался о причинах, но понимал, что вовсе не отсутствие власти надо мной движет его ненавистью. Я знал, что дело было в другом.