Анна Жадан - Избранные (СИ)

Я толкаю ветхую дверь сарая, и меня окутывают запахи сырости и затхлости. Внутри нет ничего, кроме охапки сена у дальнего угла. Это привлекает мое внимание, и я осторожно подхожу ближе, подозрительно оглядывая его. Откуда свежее сено в заброшенном сарае? Какой-то бедняк решил устроить себе приют на ночлег? Но куда же он пропал? Сейчас едва ли больше семи утра.

Осторожно, стараясь не производить много шума, я поднимаю небольшую, но увесистую палку, валяющуюся на холодной земле. В сарае не слышно ни единого звука, кроме моего тяжелого дыхания.

Тишину разрезает тревожное ржание лошади. Я резко разворачиваюсь, едва не поскользнувшись от страха. Дверь громко распахивается, чуть не слетая с петель, и в сарай входят трое мужчин в длинных черных плащах. Их лица скрыты капюшонами, но я все равно без труда могу представить ледяное сверкание равнодушных глаз.

В моей голове сразу вспыхивает картинка — я у папы на плечах, а такие же черные плащи ведут за руки Рея Стоуна на эшафот. С тех пор много лет прошло, но в душе от этого воспоминания у меня до сих пор остались смешанные чувства страха и благоговения.

Я неуверенно поднимаю палку, не зная, стоит мне обороняться или меня пришли защищать. Члены Элитного отряда? Что они тут делают? Они что, как-то связаны с моим отцом? Пришли передать мне сообщение? И с каких это пор я такая важная персона?

Один из них — визуально выше и мощнее — вышагивает чуть впереди. Он останавливается прямо передо мной и произносит низким, бесцветным голосом:

— Эланис Марлен, вы призваны служить короне, и будете доставлены в королевский дворец, чтобы положить свою жизнь на алтарь долга.

Очень забавный мужчина, который несет околесицу. Я враждебно приподнимаю палку, стараясь казаться грознее и выше:

— С какой стати мне с вами куда-то идти? Что тут вообще творится?

Позы членов Элитного отряда ничего не выражают — они стоят прямо, широко расставив ноги, и держат голову высоко, что наводит меня на мысль, что отсюда меня могут забрать силой.

— У вас есть необычные способности, которые могут пригодиться его величеству, — скучающе информирует меня главный.

— Способности? Я думаю, это недоразумение. Я клянусь, что у меня нет никаких способностей.

— Наша информация абсолютно точна.

— Знаете, что, мне нужно вернуться домой, я немного ошиблась…

Я делаю уверенные шаги вперед, намереваясь миновать их, спокойно добрать до лошади и не вмешиваться ни в какие политические игры, но они преграждают мне дорогу. Я полагала, что они достанут мечи и приставят мне их к горлу, но вместо этого главный чуть смягчившимся голосом удивленно интересуется:

— Домой? Вам больше некуда возвращаться, госпожа Марлен.

Внутри меня все холодеет. Бесчувственными пальцами я сжимаю палку и застывшим взглядом смотрю на темноту в проеме капюшона:

— Что это значит?

— За вашей семьей давно велась слежка по причине подозрений вашей принадлежности к древнему роду Ламеха. Ваши родители продали вас королевскому дому взамен на собственную жизнь. Можете не волноваться, их прекрасно обеспечили, и вы, если так можно выразиться, подарили им безбедное и относительно счастливое существование.

— Ты врешь, — каждая клетка моего тела взрывается яростью, и я взмахиваю палкой, — ты лжец! Мои родители хотели уберечь меня и никогда бы так со мной не поступили. Никогда!

Один из членов Элитного отряда резким, отточенным движением вырывает у меня палку, но главный поднимает ладонь в предупредительном жесте.

— Тогда откуда мы, по-вашему, знали, где вы будете находиться?

— Откуда я знаю? Я похожа на члена Элитного отряда? Уверена, у вас есть масса способов вычислить интересующих вас людей.

С тяжелым вздохом он тянется к внутреннему карману своего плаща и вынимает оттуда изысканную на вид бумагу:

— Ознакомьтесь. Тут говорится, что отныне вы — собственность королевского двора.

С трудом удерживая в руках документ, я мутным взглядом пробегаю по строчкам, где мои родители отказываются от всех прав на меня и передают мои способности в полное и безграничное пользование короля. Взамен их жизнь объявляется неприкосновенной, и им выплачивают три тысячи весенцев. Внизу стоит подпись моего отца, моей матери и королевская печать.

— Неправда…я никогда…

Главный понимает, что еще секунда и меня стошнит ему под ноги. Подхватив меня под руку, он выводит меня следом за остальными на улицу. Я жадно хватаю ртом холодный воздух и бреду, спотыкаясь на ходу. Анита отчаянно брыкается и пытается встать на дыбы, стараясь привлечь мое внимание, но мои глаза застилает пелена.

Мои родители никогда бы так не поступили. Мой отец меня любит, он с детства учил меня чести и справедливости, а моя мама — самая добрая и лучшая женщина из всех, кого я знаю.

Мне стыдно за малейшие зерна сомнений, зарождающиеся в моей голове. Но действительно, почему родители не объяснили причин, по которым мне надо было уехать? Почему выглядели такими виноватыми? Да, мы небогаты, но деньги никогда не толкнули бы их на продажу любимой дочери. Они просто побоялись за свою жизнь? Нет никого более самоотверженного, чем мой отец, и более храброго, чем моя мама.

Но все же, как члены Элитного отряда нашли меня? Откуда на документе подписи моих родителей? Я отказываюсь во все это верить. И пока я не найду достоверных доказательств…пока я не увижу их глаза и не прочту в них, что они действительно меня продали, я не поверю в это.

Я позволяю главному подвести меня к Аните и покорно усаживаюсь сверху. Нет смысла сопротивляться — они в пять раз сильнее меня, а моя попытка к бегству только уведет меня дальше от правды. Я больше никому не поверю, и если мне действительно хочется узнать, что случилось с моими родителями, о каком даре шла речь, и обрести свободу, то мне придется выполнять то, что мне не нравится.

— Куда мы едем? — спрашиваю я, поворачивая коня в обратную сторону.

Главный, ехавший спереди, оборачивается, и издает настолько тихий, умиротворенный вздох, что он почти кажется мне шепотом утреннего ветра:

— Мы едем в Лакнес. Во дворец Спасителей.

Давина склоняется предо мной в низком реверансе, открывая взгляду глубокий вырез платья, украшенный драгоценными камнями. Я пристально смотрю на то, как она старательно прячет улыбку и отводит разноцветные глаза, а затем бегло кидает на меня взгляд — и снова опускает. В эти кошки-мышки она играла со мной вот уже неделю, ошибочно полагая, что дразнит меня.

— Ваше высочество, должно быть, страшно занят, — проговорила она заигрывающим голоском, и оба ее глаза — карий и зеленый — маняще сверкнули.