Юлиана Чернышева - Кривые дорожки к трону

Коллег, очевидно, тоже поставили в известность — взгляды говорили сами за себя. Но я сделала вид, что не замечаю их, а с вербальным проявлением сочувствия лезть никто не пытался. Зато как-то так получилось, что ко мне стекались самые сложные заявки на проверку: неправильно сработавший артефакт, чье действие нужно было определить по обрывкам оставшегося на камнях плетения; две подвески, магия которых вошла в конфликт, и в итоге получилось нечто совсем уж странное, хотя владельца наверняка предупреждали не использовать их вместе. От почти постоянного нахождения зрения на другом уровне начинали слезиться глаза, приходилось делать перерывы, но это меня заботило мало.

А еще время от времени оживало эхо, которое я даже помыслила отключить, — стучали сейчас самые близкие. Сначала Венейна, разговаривающая странно медленно, словно заторможенно (скорее всего, сестру напичкали успокоительным зельем), зато рассказавшая куда больше, чем Ирвин. В том числе и то, что зайни уже в храме, чтобы жрецы могли провести все полагающиеся ритуалы, а также то, что похороны — мне пришлось сделать над собой усилие, проглотив вставший в горле ком, — назначены на послезавтра. Потом постучалась Диатрисса, только забравшая к себе Мадлен и Амели и заставившая меня испытать угрызения совести по этому поводу — сама я о младших не вспомнила. А ведь им было тяжелее всего.

Сестры стучали одна за одной. Мы все любили друг друга — в этом не могло быть сомнений. Но как-то так получалось в последнее время, что общались мало. И вот теперь столь печальный повод словно вновь сплотил нас вместе, заставил вспомнить, как много мы значим друг для друга.

К тому моменту, как прозвучал колокол, извещающий об окончании рабочего дня, я все же успела справиться со всеми заданиями на день. Но подниматься, следуя примеру коллег, и не подумала. Даже инструменты не убрала, планируя остаться. К счастью, выгонять сотрудников, желающих поработать сверх предусмотренного времени, было не принято.

Я не сомневалась, что Ирвин, никак не проявлявший себя за эти часы, скоро появится и попытается увести меня домой, но поддаваться не собиралась. Почему-то цепляться за эти стены, убедив себя, что нужна именно сейчас и именно здесь, было проще и легче. А чем заняться, всегда можно найти. Тем более что я давно уже не создавала ничего сама, занимаясь лишь анализом чужих творений, что не могло полностью утолить ту жажду, что испытывает каждый артефактор. Это было равносильно тому, как художник смотрел бы на чужие картины целыми днями, но не писал свои.

Правда, планам помешал футляр, опустившийся на крышку стола как раз в том месте, куда последние несколько минут был устремлен мой взгляд. Маркировку я узнала сразу — такой помечались артефакты, проверкой которых занимался сам Джерам, а уже потом кто-то из опытных и давно работающих коллег.

Непонимание, наверное, отразилось на моем лице, когда я взглянула на Джера, но начальник лишь усмехнулся на секунду, кивнул подтверждающее:

— Это чтобы скучно не было, — и вышел, попрощавшись.

А Ирвин действительно появился через несколько минут. Но вместо того, чтобы требовать собираться домой, поцеловал меня в висок, как тогда, в академии, и расположился за соседним столом, разложив принесенные с собой документы. И погрузился в них, изредка делая какие-то пометки и не говоря при этом ни слова.

В футляре оказалось кольцо. Тяжелая мужская печатка с морионом в золоте. Огранка таблицей простая, но эффектная. Я с легкостью поставила бы альд на то, что плетение окажется лечебным, но отрывать мужа от дел ради глупого спора возможным не посчитала. Вместо этого зажгла еще один световой шар, до этого момента покоящийся на подставке, подвинула его ближе и расфокусировала взгляд. Ну вот, что и требовалось доказать — артефакт был лечебным, причем направленным скорее на душевное исцеление, нежели физическое. Но выводы я сделала исключительно из схожести уже знакомого мне кружева энергии. То же, что мастер сплел в данном случае, известно не было. Вообще, как оказалось, я много чего еще не знала и зря мнила себя таким гениальным артефактором, что было не слишком приятно для самолюбия, но открывало новые горизонты для развития. И глубоко вдохнув, я решительно подвинула к себе чистый лист, чтобы попытаться рассчитать, что же именно подкинули на экспертизу Джераму, а он — мне.

Примерно через три часа и одну кружку тая, незаметно подсунутую супругом, удалось добиться окончательных результатов. И если они окажутся верными (а уверенность была хоть и не полная, но довольно твердая), то эта печатка вместо того, чтобы вылечить, могла привести человека в уютно распахнутые объятия Митьяны. Причем весьма ненавязчиво и медленно, маскируясь под обычные проблемы с сердцем, неизбежные для некоторых профессий или же людей в возрасте. Боги, какой только дряни не придумывают! Разве для этого нам дается талант? Я в очередной раз оценила тот факт, что работала теперь в департаменте. Потому как, если это поможет выявить хотя бы малую часть пользующихся своими способностями во вред, мое время не окажется потраченным зря.

Кольцо отправилось сначала в футляр, а затем в ящик, и я потянулась, расправляя затекшие спину и плечи, подумав, что вот сейчас-то наконец займусь собственными изделиями, но не тут-то было. Ирвин пробарабанил пальцами по столу, привлекая внимание. Оказалось, он уже успел закончить разборку документов и теперь смотрел на меня.

— Пойдем домой? — прозвучало даже не как вопрос, а скорее как просьба, но только я собралась отрицательно покачать головой, Ир сменил тон на укоризненный: — Гера.

— Я еще посижу. — После полдня молчания свой же голос показался странно чужеродным. Признаться, я не была бы против, если Ирвин оставил меня одну, пусть и знала, что он этого не сделает. Будет сидеть рядом до последнего, пусть в стенах департамента мне ничего и не грозит.

Но супруг снова удивил, поднимаясь со стула и преодолевая пару разделявших нас метров. А потом решительно, хоть и осторожно, подцепил пальцами мой подбородок, вынуждая посмотреть на себя.

— А теперь послушай, пожалуйста, меня. Гера, я на твоей стороне. Сейчас, потом — не важно. И сделаю все от меня зависящее, если ты о чем-то попросишь. Но гробить себя не дам. Поэтому можешь на меня обижаться, но сейчас мы идем домой — ужинать и спать. — Я знала этот тон, которым Ирвин обычно разговаривал с подчиненными. Не грубый, но все же приказной. И совершенно определенно могла обидеться на это, тут он был прав.

Но вместо этого, удивив и себя, и мужа, причем неизвестно, кого больше, я тоже поднялась и привстала на цыпочки, обвивая руками его шею и прижимаясь щекой к шее. И тут же почувствовала, как руки Ирвина обнимают меня в ответ, а губы вновь касаются виска. Мой дом теперь, независимо от места, был рядом с мужем.