Александр Руджа - Морфо и лань (СИ)

Неуютным оно было, вот что. Я понятия не имела, что будет с нами дальше, хотя в голове и бегала, гоняя друг за другом в «пятнашки», парочка мыслей на этот счет. Но я определенно не собиралась дать преследующим нас ублюдкам ни единого шанса. Ради себя и Макс. Важнее этого ничего не могло быть.

Мы будем вместе. Мы всегда будем вместе. Теперь я знала это совершенно точно.

Я перегнулась вправо и легонько чмокнула ее в теплую щеку.

— Не дыши мне в ухо, — сказала Малышка сонным голосом. — Ты не найдешь там воздух.

Она выглядела в этот момент такой беззащитной, что от нежности у меня свело сердце. Я поправила ей курточку и снова вернулась к управлению. Автомобиль покачивался на прямой как стрела дороге, оставляя позади милю за милей. Мелькнул и пропал черный в свете фар знак «Линкольн» на обочине. Мы наконец вырвались из города.

Спокойной ночи, Макс.

Посреди ночи я все-таки почувствовала, что отрубаюсь. Было это уже сильно после того, как я решительно свернула «Юкон» на двухполоску Силетц-хайвей. Часть моего коварного плана, о котором я не рассказала Малышке. Здесь было уже совсем тихо и темно, даже огни человеческого жилья растаяли в зеркале заднего вида, и от этой бесконечной черноты мне уже совсем нестерпимо захотелось спать.

Еще с час я продержалась, топя педаль газа и прислушиваясь к року по радио — но после полуночи там стали крутить какой-то немецкий «ноехэрте», и от его механического мерного стука глаза, кажется, превратились в семейную пару-владельцев магазина, вывесивших на входных дверях табличку «Закрыто». Чтобы не стать жертвой очередного коварного дерева, я притормозила, съехала на обочину и чуть-чуть за нее, чтобы не слишком было видно с трассы, погасила фары и габариты, заглушила двигатель, откинула спинку кресло так далеко, как только получилось — и вырубилась.

И ни черта мне не снилось этой ночью. Ни чертов маяк, ни тот потусторонний черный смерч, что снес с лица земли мой городок, ни полицейский со странной фамилией Тумстоун — ничего. Наверное, это означало, что моя совесть тоже притомилась и нуждалась в драгоценных минутах отдыха.

Открыла глаза я оттого, что снаружи было уже совсем светло, а по ветровому стеклу возила деревянной лапой ветка. Скрэк-скрэ-э-эк. Скрэ-э-э-эк. И еще пели птицы. Для разнообразия, этот звук показался мне самым прекрасным в мире.

Я открыла дверцу водительского сидения, тихонько, чтобы не разбудить Малышку — она, такое впечатление, и не пошевелилась за ночь, лежала, повернувшись ко мне, с умиротворенным лицом итальянской Мадонны, и тоненько посапывала. Я хихикнула и выскользнула наружу.

Трава с ночи была вся в росе, так что джинсы мгновенно промокли. Я ступала аккуратно, оглядываясь, чтобы не забрести случайно в заросли ядовитого дуба — только аллергических реакций мне сейчас и не хватало. Но вокруг висела звенящая, прозрачная тишина, розовое солнце мирно выкатывалось из-за стены леса, красота стояла необыкновенная, и все прошло благополучно.

Когда я сделала свои дела и вернулась к машине, Макс уже проснулась и внимательно смотрела на меня дурными покрасневшими глазами.

— Это что? — поинтересовалась она хриплым со сна голосом. — Уже утро? Я что, так долго спала?

Я решительно плюхнулась на сиденье и захлопнула дверь.

— Еще бы. И храпела притом, как обезумевший хомяк.

— Врешь! Хлоя Прайс, ты — официально самая наглая и бесстыдная врунишка в мире!

— Не чувствуется в твоих словах уверенности. Кстати, о чувствах. Ты как?

Она чуть нахмурилась и осторожно провела ладонью под носом.

— Голова еще мутная немного… Но не болит.

— И это просто прелестно, как сказал бы очередной студентке колледжа Эндрю Ластер [18] Преступник, подмешивавший в напитки на студенческих вечеринках снотворное и афродизиаки и затем насиловавший бессознательных девушек. , — во мне проснулось всегдашнее черное чувство юмора. — Тогда как насчет того, чтобы пересесть на мое место и малость покрутить баранку? Я за социальную справедливость — кто не работает, должен не есть!

— Я и так уже часов семь не ела, — пробормотала Макс, перебираясь за руль и глядя на меня чуточку настороженно. Машина кашлянула, чихнула и завелась. — И сейчас бы с большим удовольствием… Постой-ка. Это же не Орегон Кост Хайвей!

— Э вуаля! Великолепная Максин Колфилд получает приз за внимательность! Вот это да! — я изобразила что-то вроде шепелявой скороговорки Ричарда Доусона [19] Знаменитый американский ведущий викторин. , но получилось так себе. — На самом деле я вчера решила, что нестись по крупнейшей трассе на юг — так себе идея и вернейший способ в очередной раз столкнуться с неприятными парнями в костюмах. Поэтому и свернула в чуть более неизведанные дебри. Здесь десятки двухполосных дорог, грунтовок, фермы и коттеджные поселки разбросаны будто рукой пьяного бога. Запутаем следы и выедем на хайвей немного южнее. Как тебе?

У Малышки на лице проступило неохотное понимание.

— Черт, Хлоя… ты что, уже курнула?

Машину качнуло на ухабе. Я кашлянула с закрытым ртом. Чертов болтливый язык снова меня выдал.

— Исключительно с медицинскими целями. Профилактика глаукомы, снижение нервозности, в таком духе. И вообще, если предыдущий хозяин оставил в бардачке пару косяков, при чем здесь я?

— При том, что тебе девятнадцать, Хлоя! И если только нас тормознут…

— Поэтому я и предложила повести тебе, — объяснила я. Мозг наконец-то расслабился от всей этой напряженки последних дней, агрессия и отчаяния понемногу утихали, скрываясь в приятной темно-синей глубине, настроение было — лучше не придумаешь. — Смекаешь, до чего я коварна, Капитан Макс?

— И чего мне не сиделось в Аркадия-Бэй? — сварливым голосом поинтересовалась у пустоты Макс. Она рулила немного неуклюже, но не собиралась сдаваться, «Юкон» выполз на дорогу, медленно набирая скорость. — Ходила себе в школу, фотографировала разную интересную фигню, была счастлива… А теперь ношусь по пыльным сельским дорогам с накуренным панком по имени Хлоя — вот это поворот! Кстати, то, что в глубинке нет интернета и GPS работать будет, мягко говоря, хреново, тебе в голову не пришло?

Я поглядела на экран навигатора. М-да.

— Ничего. Выберемся как-то.

Минут через сорок мне пришлось изменить свое мнение. Чертовы сельские дороги штата Орегон были все на одно лицо. Перелески сменялись рощицами, рощицы — речушками, через которые были перекинуты совершенно одинаковые деревянные мостки, речушки — полями и пастбищами. Все одинаковое, словно распечатанное на принтере. Я бы могла решить, что это очередной наркоманский глюк — черт его знает, что было в том косяке? — но напряженное лицо Малышки говорило, что она видит то же самое.