Александр Басов - Вдали от солнца (СИ)

Тем тягостнее было осознавать, что мечта становится несбыточной по прихоти Манфреда, вздумавшего подарить коробочку с шариком другому йонейга. Видимо, старший решил сделать подношение большому человеку, от которого напрямую зависело его будущее. В этом нет ничего необычного, или предосудительного, если бы не полная бесполезность такого подарка. Дигахали достаточно узнал белых людей, чтобы понять их систему ценностей, в которую никак не вписывался сверкающий шарик, способный причинить вред неосторожному владельцу. Бутылка с настоянной на травах аджила — прекрасный подарок для йонейга, лучше могли быть только деньги, золотые украшения, или хорошее оружие.

Увидев заветную коробочку, охотник ничем не выдал охвативших его чувств. Не сообщив старшему о своих намерениях, он лишился возможности получить сверкающий шарик из его рук, но это не означало, что с мечтой следовало расстаться навсегда.

"Наверное, настал день, когда я должен покинуть Манфреда и присоединиться к человеку, для которого везу в город эту коробочку. — Подумал Дигахали. — Только так я сохраню возможность получить то, о чём давно мечтаю".

Ещё не успев покинуть Озёрный замок, охотник принял решение и предстоящую поездку в город стал рассматривать, как знакомство со своим будущим работодателем. Его собственные планы по поводу сверкающего шарика особой оригинальностью не отличались. Из рассказов старшего, Дигахали понял, что все, кто касался опасной вещицы, попадали под влияние Ходящих-над-головами, способных насылать страхи и даже сводить людей с ума. Повредиться рассудком охотник не боялся, справедливо полагая, что и так был близок к этому состоянию в тот момент, когда его нашли люди Манфреда. Дигахали очень хотел встретиться с кем-нибудь из Ходящих-над-головами, чтобы задать один-единственный вопрос: почему они убили только демона и пощадили его самого? Неужели только для того, чтобы он тосковал, будучи не в силах возвратиться к прежней жизни? А может быть они дали ему шанс вернуться и потребовать объяснений у того, кто лишил жизни существо, ставшее для охотника ближе, чем многие сородичи из племени Куницы.

"Я вправе отомстить. — В который раз говорил себе Дигахали. — Только бы узнать, где искать Ходящих-над-головами. Если удастся встретиться с убийцей моего Ссгина, я брошу ему вызов, и пускай только попробует уклониться от поединка. Он в любом случае опозорит себя перед соплеменниками, по каким бы законам они ни жили. Я выйду биться, имея в руках только нож. Если честь для них что-то значит, то со мной будут сражаться равным оружием. Будет ли победа на моей стороне, или нет — не имеет никакого значения. Я сделаю то, что подсказывает сердце".

Вместе с потерей Ссгина исчезла частичка души Дигахали, и образовавшуюся внутри пустоту до сих пор ничем не удалось заполнить. В этом ему могла помочь месть, но Ходящих-над-головами ещё нужно было отыскать. Не стоило даже пытаться осуществить подобную задумку без сверкающего шарика.

До города охотник добрался быстрее, чем это удаётся большинству белых людей, которые нещадно погоняют коней, думая, что это прибавит им скорости. Чтобы не выделяться среди путешествовавших верхом йонейга, охотник использовал обычную для них конскую амуницию. Он даже держался в седле так, как это делают белые люди, чтобы его принадлежность к детям леса не так бросалась в глаза. Страж ворот бесстрастно скользнул взглядом по значку егерской службы на подложенном под седло куске ткани, и мотнул головой, давая понять, что можно проехать в город. В ответ Дигахали коснулся двумя пальцами виска, а потом отвёл руку в сторону. Такой странный жест он подсмотрел у некоторых йонейга, подобным образом приветствовавших знакомых и малознакомых сородичей.

Прожив столько времени среди белых людей, охотник уяснил, что если вести себя точно так же, то они переставали видеть в нём чужака. И даже его покрытое татуировками лицо не вызывало особого любопытства. Дигахали называл это "игрой в прятки", находя забаву в имитации повадок йонейга. Сам он сравнивал себя с безобидной полосатой мухой, которая примерила на себя наряд жалящей осы и ловко обманула всех, кто был бы не прочь ею закусить. Такая манера поведения выработалась в ответ на назойливое любопытство со стороны городских жителей, не часто видевших кого-либо из детей леса. Пока охотник не начал играть с йонейга в прятки, каждое его появление в городе становилось событием для живших там белых людей. Собиралась целая толпа, чтобы поглазеть на диковинного человека, любое действие которого вызывало повышенный интерес.

Дом, куда Манфред велел отвезти подарки, находился на пересечении двух выложенных камнями дорог. Возле входа всегда дежурили воины, пропускавшие внутрь только тех, кого хотел видеть хозяин дома. Старший рассказывал Дигахали, что большой человек живёт в другом месте, а сюда приходит для того, чтобы отдавать распоряжения работающим на него людям. У него столько забот, что большинство вопросов решают его помощники, а он следит только за самыми серьёзными делами. На вопрос охотника, насколько важным может считаться дело, которым они занимаются в Озёрном замке, Манфред ответил, что серьёзнее не бывает. Поэтому, как только большой человек узнает, откуда прибыл посетитель, то сразу же пригласит к себе для разговора.

Дигахали спешился, привязал лошадь у коновязи и, взяв корзинку с подарками, направился к дверям дома. Отправляя охотника в город, старший сказал, что охранники должны были его запомнить. На лицах воинов Дигахали не увидел ни малейшего намёка на то, что его узнали, и начал всерьёз сомневаться, что ему позволят занести корзинку в дом. Манфред не говорил, что подарки нужно передать лично в руки большому человеку, но и о том, что их следует оставить охране, речи не шло. Охотник приблизился на расстояние вытянутой руки до ближайшего воина и остановился. Ни один из них не поинтересовался, с какой целью сюда прибыл лесной житель, и Дигахали пришёл к неутешительному выводу, что ему самому придётся давать объяснения.

Это могло превратиться в настоящую проблему, учитывая, с каким трудом охотник изъяснялся на языке белых людей. Чего стоила его попытка выучить слово, которым Манфреда почтительно называли другие йонейга. Сказать "егермайстер" без запинки Дигахали не сумел ни разу, поэтому решил подыскать созвучное понятие на языке племени Куницы. Получилось жутко длинное словосочетание, которое по понятным причинам отсутствовало в речи здравомыслящего человека: "на моих волосах водяные букашки". Охотнику было неловко произносить такую чушь, но другого выхода у него просто не было. В конечном итоге Дигахали постигло сильное разочарование, когда никто из белых людей так и не смог догадаться, что же он хотел этим сказать. Этот случай положил конец попыткам овладеть языком йонейга настолько, чтобы иметь возможность общаться не только с Манфредом.