Аннит Охэйо - Сновидец (СИ)

Вайми вздохнул ещё раз, вспоминая Нарайну, заменившую ему родителей, ушедших за край мира, едва ему исполнилось семь лет. Отца он, увы, почти совершенно не помнил, мать помнил мало — скорее, общее ощущение блаженства и тепла, каким она его окружала. Нарайна же, веселая круглолицая девушка, опекала его лет до тринадцати — и, в каком-то смысле, создала его. Именно она выучила его стрелять из лука, научила задавать вопросы, смотреть, думать — когда она ушла за край мира, Вайми едва не ушел вслед за ней. Два следующих года — до самой встречи с Линой — прошли, как в тумане, он боялся, точнее, стеснялся о них вспоминать, понимая, что вел себя невероятно глупо — да и вообще не слишком хорошо. С Нарайной ему всегда было интересно. Хотя уже тогда он задавал невероятное количество вопросов, она никогда не гнала его, всегда находила время выслушать, ободрить и утешить — а Вайми так страстно жаждел любви и внимания к своей особе! Теперь вспоминать об этом смешно — но тогда уже один скользнувший мимо взгляд казался ему невероятной трагедией. Именно Нарайна рассказала ему легенды о прошлом, мифы племени — а знала она их много, много больше, чем другие девушки и теперь Вайми подозревал, что немалую их часть она придумала специально для него. Она подолгу сидела с ним на скале, рассказывая о звёздах — о их именах и о тех, кто эти имена носил.

Вайми поразило, как много было когда-то его соплеменников — и, конечно, он страшно хотел знать о прежнем себе как можно больше. При мысли, что кто-то будет так вот рассказывать о нём, сердце его замирало — но ведь потом он вернется, как возвращался уже много, много раз — и будет возвращаться дальше, ведь звёзды никогда не гаснут, правда? Но сможет ли Лина и другие вернуться вместе с ним? Или на самом деле это неважно и подружиться можно с кем угодно?

Вайми задумался, вспоминая своих мёртвых друзей. Их компания выглядела странновато — Найко и Маоней, совершенно довольные сегодняшним днём, трещали об этом не умолкая, а Алхас, напротив, был преисполнен пессимизма: избранный племенем на роль изгоя, он принял её, но от его попыток подвести под неё некий философский базис у Вайми вяли уши. В ту пору он сам, как все во Вселенной подростки, страдал от неуверенности в себе, но у него это принимало самые странные формы. Он мог удивленно спрашивать себя: «Почему именно я? Почему именно сейчас?». Его могли одолеть сомнения в реальности всего, что происходит вокруг. Иногда он начинал сомневаться даже в своей собственной реальности, а его природная независимость незаметно переходила в отстранённость от всего. Иногда он замечал, что смотрит на всё — даже на свои мысли, идеи и чувства — со стороны, словно осознающее «я» отделилось от ума, за которым наблюдало. Все эти фокусы порой очень сильно мешали ему жить — а порой очень помогали.

При всём этом, он страдал от глубокого одиночества — он знал, что не похож ни на кого, что никто не чувствует так, как чувствует он. Его мысли могли вдруг ускориться или замедлиться, стать беспорядочными, странными или бредовыми. Проще говоря, он был тогда всего в двух шагах от сумасшествия, и, пожалуй, единственное, что спасло его — бесконечные разговоры с Алхасом. Именно Алхас объяснял ему принятые в племени правила поведения: как нужно поступать, а как поступать не следует. Вайми слушал его очень внимательно — тогда он не знал, что от этих советов его жизнь едва не пошла под откос. Пользуясь его тогдашним растрёпанным состоянием, Алхас бессовестно помыкал им — часто лишь для своего удовольствия — и Вайми прекрасно понимал это. Тем не менее, он слушался Алхаса беспрекословно, даже сам не понимая, почему — может быть потому, что опыт изгоя у Алхаса был гораздо печальней его собственного… а может, обучаясь управлять собой. Потом в его жизни появилась Лина, и вся подростковая блажь не пережила жарких встреч с подругой, когда думать он просто не мог…

Теперь Вайми с удивлением и даже с какой-то неприязнью вспоминал, каким был в свои пятнадцать лет — сплошной клубок противоречий, балансирующий на грани безумия. Он сам не узнал бы себя тогда. Правда, с тех пор он вырос — в том числе и физически, настолько вырос, что его стало опасно задирать. Одно дело — дико мечтать о независимости, отвечая на обиду лишь мечтами об ужасной мести. И совсем другое — когда в ответ на оскорбление можно сразу пнуть ногой в живот или врезать кулаком в морду между глаз — а потом уже добавить ногой. Это просто невероятно упрощало жизнь…

Задумавшись, он не сразу заметил, что из темноты зарослей бесшумно вышли две тёмных фигуры. Алый огонь Сойана тускло блеснул на наконечниках их копий. Найры!

Вайми знал, что здесь не ходят солдаты государя, и не особо удивился, заметив, что их рыжие гривы перехвачены синими лентами мятежников. Они не меньше его ненавидят государя и его власть, вот только сам он для них — всего лишь дичь…

Один из найров подошёл ближе, повернулся… Свет Сойана упал на его лицо. Юноша плотней прижался к камню, надеясь, что его не заметят в тени глыбы: ещё двое найров вышли из зарослей с луками наготове.

Вайми с затаенным любопытством и внимательно рассматривал их вожака — узкое молодое лицо, бледная кожа. Он один был одет по погоде и казался толстяком в своих чёрно-серых мехах. Остальные обряжены в широкие рваные домотканые штаны и старые кожаные куртки. Вместо сапог ноги обмотаны какими-то лохмотьями, перетянутыми тонкими ремешками. В тощих вещевых мешках явно ни крохи съестного. Спутанные лохмы длинных немытых волос обрамляли грязные исхудалые лица. Вайми понял, что они забрались в эти опасные земли в поисках скудной добычи — не ради удовольствия, а просто чтобы прокормить себя…

Вожак вдруг завопил, заметив юношу. Вайми вскочил. Хотелось рвануть к зарослям, — но тогда он просто получит стрелу в спину. Заорав, он сам бросился на двух хмурых, крепкого сложения найров в самодельной броне из планок. Они были вооружены мечами и луками, но Вайми по опыту знал, что в таких случаях стрелки часто мажут или вовсе теряются. А почти сразу за их спинами — заросли. В них его вряд ли отыщут…

Найры промешкали какой-то миг, потом схватились за луки. Вайми бросился на землю — и ещё падал, когда щёлкнули тетивы. Глухой удар в плоть, взвизг стрелы о камень, ветер от свистнувшей мимо уха смерти — всё сразу.

Ещё не успев понять, он рухнул на неровную землю — и почти уткнулся носом в удивлённое лицо найра с остекленевшими глазами. Под его ухом торчало знакомо оперенное древко, но крови почему-то не было. В детских легендах Глаз Неба говорилось, что у найров вообще нет крови, как и положено демонам — но Вайми с сожалением убедился, что это не так. Тогда всё было бы гораздо проще…