Алеф Элдер - Глазами Странника [СИ]

Найти эту широкую неспешную реку ему не доставило сложности. Побережье Белого Ихора обильно заросло кустарниками. Подкрепившись ягодами, маг набрал в дорогу брусники и смородины, испил живительной воды и наполнил ею фляги. На другом берегу он заметил крупного оленя. Несомненно, размерами зверь был обязан водам Белого Ихора. Беспокойное создание не отрывало глаз от чужеземца, пока тот не удалился, затерявшись среди деревьев.

Повернув к реке, Дъёрхтард забрал слишком далеко на север и достиг руин Парета двумя днями позже, чем намеревался. О пребывании в скудных растительностью жухлых молчаливых краях пышной разумной жизни внимательному наблюдателю рассказывали лишь обомшелые бесформенные груды камней. Деревянные постройки давно сгнили и валуны, разбросанные в низине, словно непослушные дети гор, умирая, все еще смотрели на далекое солнце, отказываясь возвращаться во чрево зовущей их матери-земли. При жизни Парет не был чем-либо примечательным, славу и смерть ему принес безумный маг Гайдоран. Подчиняя своей воле окрестных зверей, он опустошил город и объявил своим питомником. Его изуверства над животными привлекли внимание Каатура. Последователей бог призвал к действиям, несчастные создания должны были освобождены от жизни, умерщвлен и сам Гайдоран. Охотники, следопыты и просто люди неравнодушные к страданиям животных уничтожили мага и все его труды. Гайдоран умирал с улыбкой, заявив перед смертью, что осуществил мечту. Люди вернулись в Парет, но ненадолго. В одну из ночей город внезапно наполнился призраками магически измененных, изуверски обезображенных созданий. Немногие выжившие люди покинули Парет, на это раз окончательно. Теурги и маги неоднократно объявляли город очищенным и всех призраков изгнанными, но проходили годы и привидения появлялись снова. Когда свидетели безумств Гайдорана отошли в мир иной, сама собой отпала надобность изгонять магических тварей. Камень покрывался мохом, дерево прело, ржавел металл, Парет становился одним из тех бесчисленных забытых богами мест, коими полнился Яраил.

И все же, по меньшей мере, один человек каким-то образом сумел приспособиться к жизни в этих краях.

Сначала Дъёрхтард увидел скачущую по горе козу, над ней с вершины горы выглянула еще одна рогатая голова, затем скрылась. Козы прирожденные скалолазы, прыгая по крошечным уступам, они взбираются почти по отвесным склонам, что не в пример лучше неуклюже-паучьего ползанья людей. Без колдовства Дъёрхтарду пришлось бы искать другой путь наверх. На вершине его поджидало стадо из двадцати голов. Они испуганно заблеяли и выстроились за спиной старика в козьих шкурах. Пастух сидел на земле, в его руках на коленях лежала расширяющаяся и скругляющаяся на концах толстая очищенная от коры ветвь, белая как кость, некогда принадлежавшая Нигдарабо. Он медленно повернул голову в сторону пришельца и возвратил взгляд горным просторам. Услышав, зачем к нему пришел чужеземец, Чабаклыч, так звали старика, откашлялся. Когда он заговорил, язык, отвыкший от речи, не слушался его.

— Видать, тебе оченно надобен чекмарь. По-другому не лез бы сюда.

— Без него я не могу вернуться.

— Тогда бери, — согласился старик.

Дъёрхтард поднял палку, но затем спросил:

— А звери Гайдорана вас не тревожат?

— Души-то? Бывает. Токмо подкрадется кто, я его по башке той палкой, он, что туман утрешний — в клочья.

Дъёрхтард задумался, он не мог просто так уйти, оставив старика на верную смерть.

— Чего думаешь-то? Бери палку, коль дают, я уж свое пожил.

— И давно вы здесь живете? — Чабаклыч усмехнулся.

— Давненько. Как родня в Тауре померла, так и ушел, себе под ноги глядя.

— Я могу провести вас обратно в город. Думаю, место найдется.

— Не, — отмахнулся старик. — Чего мне там, от горшка до котла ползать? Тут устроился: и сараюшка есть, и молоко, и мясо. Так ты того, может, молока козьего хочешь?

— Нет, — смутился маг. Он положил Опору Хромого. — Пусть пока будет с вами, а я осмотрюсь, поищу зверей.

— Ну поищи, — согласился Чабаклыч. — Одного найдешь, двоих, да всех не сыщешь.

Старик не вкладывал в последние слова злого умысла, только оттого их правда не кольнула мага слабее. Одного найдет, двоих, а ведь все равно без клюки Чабаклыч долго не проживет.

Либо Зверей Гайдорана оставалось меньше, чем предполагал маг, либо они старательно прятались, но в остаток дня Дъёрхтарду ни один не повстречался. Тогда маг сменил тактику. Он пустил себе кровь, подобрал прямую ветвь и, опираясь на нее, стал подволакивать тело, при том, постанывая и покряхтывая. Очень скоро в кустах мелькнуло призрачное свечение. Через секунду существо бросилось в атаку. Волк, точнее душа волка, заблудшая и застрявшая в мире живых, — белая пелена с размытыми контурами зверя светящаяся голубовато-белым светом. Волк не понимал, что давно мертв, он продолжал охотиться, красться в кустах, выслеживать добычу и загонять до смерти. Призрак не знал устали, но порою все же пытался смежить веки и уснуть сном, которого не мог видеть. В отличие от большинства привидений, звери Гайдорана могли причинить вред живым. Призрак убивал добычу, но не мог есть, и на пир собирались падальщики. С восходом он забывал о прошлом дне и вновь отправлялся на охоту. Лесные звери не могли ни убежать, ни одолеть бестелесное создание, так что на много верст вокруг руин Парета, до самого Белого Ихора на запад, Снежных гор на север и восток почти не осталось крупных животных.

После событий, вызванных Грагардом полубогом, орден Аланара дозволил ученикам в редких случаях обращаться к магии Имурьи. Эта во многом школа бытового колдовства среди прочего в закромах имела простое заклинание изгнания призраков, которое с тех приснопамятных лет обязан был знать любой волшебник, особенно волшебник-путешественник.

Из нездорового странника Дъёрхтард мгновенно превратился в знающего свое дело мага. Душа волка наткнулась на незримую преграду, положив морду на лапы, опустилась к земле и растаяла. Вероятно, в конце жизни зверь был ужасен и несчастен. Гайдоран проводил чудовищные эксперименты, пришивал животным чужеродные части тел, изувечивал магией, превращая в насмешку природе. Но искалечить душу безумный маг не смог — в мир духов отправился величественный, статный зверь. Мысленно Дъёрхтард попросил Люперо его провести.

Маг бродил по лесам еще два дня, в течение которых повстречал еще двух беспокойных волков, кабана, медведя, и даже филина. Лишь однажды попалось окоченелое тело оленя, но никаких следов животной жизни. Лес умирал, в нем не только отсутствовали звери, но не было и насекомых, сохли деревья и вяли травы, в воздухе витал застоявшийся дух разложения. Те дни Дъёрхтард почти не ел, жизнь в нем поддерживала припасенная вода Белого Ихора. Он ушел достаточно далеко от самих руин Парета, чтобы с чистой совестью вернуться к Чабаклычу, но с возвращением все медлил. И хотя дорога его только началась, а преодолеть предстояло немало, он неизменно приветствовал каждый восход и предрассветное время посвящал медитации. Это помогало ему разобраться в себе, своих чувствах и отчасти даже заменяло пропитание. Так, например, он осознал, что был влюблен в красоту Миридис, но не в нее саму, что совершенно не скучает по Келье Покоя и напротив, желает исходить не один, а все миры.