Екатерина Корнюхина - Феникс поневоле

— Сынок, такими вещами не бросаются, — одернул его Айкен.

К этому моменту Шазаль смогла стряхнуть с себя чудовищное наваждение. Она осторожно высвободила локоть из пальцев Хэргал и тихонько сказала тетке:

— Я пойду. У меня нет сил.

— Понимаю, — еле заметно кивнула та. — Но скажи всем. Громко и внятно.

Шазаль зажмурилась, чтобы не видеть никого, и, набрав побольше воздуха в грудь, закричала:

— Ругайтесь без меня! Я не могу это слушать! Раз я — не преемница, то мне все это безразлично!

И, так и не открывая глаз, пожелала очутиться в своей комнате.

Все вокруг разом изменилось. Стихли голоса, а запах стал совершенно иным.

Рискнув приоткрыть один глаз, девушка увидела именно то, о чем так мечтала недавно: ярко–красный ковер на полу, громоздкую кровать, тяжелую лавку во всю стену, кричащие занавеси…

Шагнув вперед, Шазаль ничком рухнула на постель.

К глазам подступали слезы, но она помнила, что плакать не стоит: постель покроется дырами, а выдумать другую она сейчас была не в состоянии.

— Я не могу… — прошептала девушка сквозь стиснутые зубы, — я больше не могу! Па–а–па-а, спаси меня…

Почему, откуда в ее голове всплыло это слово?

Папа.

Шазаль, даже узнав, что ее настоящим отцом был средний сын Китарлиса по имени Райван, никогда не думала о нем как о реальном, куда–то пропавшем человеке.

Но сейчас, цепляясь за одеяло, давясь болью и слезами, Шазаль даже не пыталась понять, откуда взялось это слово. Ее терзало понимание того, что Тибор прав: она не может стать преемницей Китарлиса, поскольку беспомощна, как новорожденный котенок, наивна до глупости и не может иметь детей!

Все правильно. Ей нельзя даже заплакать, поскольку слезы прожгут кровать… Какой же мужчина отважится поцеловать ее?

Почему эта элементарная мысль не приходила ей в голову раньше? Шазаль умудрялась не думать о самом важном и не замечать очевидных вещей у себя под носом.

Но все это уже не имело значения.

Корчась от боли, которую невозможно было выплеснуть слезами, Шазаль с каким–то ужасом вспоминала, как по дороге в Черный замок делилась с Валли своими планами на будущее. Видите ли, собиралась встретить своего единственного мужчину…

Все кончено. И даже жуткие семейные склоки — там, в зале — уже не имеют для нее значения. Шазаль никогда не будет любимой, не услышит невнятного детского лепета «мама», обращенного к ней.

И тут за ее спиной раздался какой–то металлический звук.

Сначала девушка даже не обратила на него внимания, но через некоторое время звук повторился. К нему добавились другие. Послышался глухой, с каким то присвистом, человеческий вздох.

Шазаль, вздрогнув, подскочила и повернулась, готовая излить все свое возмущение на любого, кто осмелился потревожить ее.

И замерла, приподнявшись на смятой постели.

Мужчину, стоявшего посередине комнаты, Шазаль никогда в жизни не видела. Он был высок, широкоплеч, в кожаной походной одежде, расшитой металлическими пластинами. Длинные волосы были стянуты ремешком в хвост, а голову охватывал замысловатый обруч. В руке мужчина держал короткий, жутковато выглядевший клинок. Он был готов отразить любое нападение, но…

Глаза на его обветренном лице с тонкими чертами были словно прикрыты двумя темными щитками.

Отважный воин был слеп. Растерян. И не понимал, где находится.

Девушка открыла рот, но не издала ни звука. Медленное движение острого кончика клинка приковало ее к месту.

В голове девушки что–то сдвинулось. Ну, конечно! Этот, несомненно, храбрый воин выглядел точно также, как и Хэргал после длительного каменного плена. Но откуда он взялся здесь? И кто он?

Шазаль мотнула головой. Воин явно почувствовал близкое движение. Лицо его напряглось, лезвие меча нацелилось точно в грудь девушки.

Блик на голубоватой стали словно осветил сознание Шазаль и убрал все лишнее, то, что обычно мешало ей сосредоточиться на главном. Она отчетливо вспомнила, что только что, в растерянности от свалившейся на нее страшной правды, позвала отца. И комната выполнила ее пожелание!

— Райван? — немеющими губами произнесла Шазаль.

— Да, это я… А кто ты? И где я нахожусь?

— Ты… дома, в Черном замке. А я… я — твоя дочь, Шазаль, и мне так плохо, папа…

По лицу Райвана промелькнула тень. Помедлив и тщетно попытавшись что–либо увидеть, воин все–таки опустил меч, затем привычным движением убрал оружие в потертые кожаные ножны.

— Я дома?.. — проговорил он, поворачивая голову так, словно все еще силился увидеть что–либо вокруг. — И ты — моя дочь? Но я ничего не вижу, а ты, судя по голосу, взрослая девушка.

— Ты ослеп, — Шазаль наконец догадалась сползти с кровати и сделать два неуверенных шага к отцу. — Но это… пройдет. Ты попал в ловушку, отец, и провел там много лет. Думаю, что не меньше шестнадцати.

— Хорошие новости, — пробормотал Райван, с силой протирая глаза.

К этому моменту Шазаль окончательно убедилась в том, что все это ей не снится. Да, Китарлис был прав: комната исполняла любое желание!

Райван устало повел широкими плечами, и, заметив это движение, девушка засуетилась. Даже особенно не задумываясь, она потребовала кресло для отца и, когда оно появилось, сказала:

— Присядь, отец. Кресло прямо позади тебя… Мне придется очень много тебе рассказать. Но ты, наверное, голоден?

— Нет. Не знаю… — Райван, нащупав подлокотники, сел и вытянул вперед правую руку. — Подойди… дочка. Говоришь, прошло шестнадцать лет?.. А я‑то лишь недавно узнал, что у меня родилась девочка. Но так ее и не увидел…

Шазаль, послушно приблизившись, опустилась на ковер. В тот момент, когда жесткая ладонь отца опустилась ей на голову и скользнула по волосам, девушка вдруг вспомнила, что одета в грязное, изношенное платье, которое когда–то купил ей Валли. Что подумает отец о своей единственной дочери, ощутив ладонью засаленную, ветхую ткань?

Райван еще осторожно ощупывал черты лица Шазаль, а наряд на ней уже изменился. Не помедлив и секунды, она пожелала себе самое удобное: мягкие кожаные штаны и длинную рубашку черного цвета. Все–таки в доме — траур…

И ей сейчас придется сказать Райвану о смерти его отца.

Но вернувшийся воин скоро прозреет и увидит убогую обстановку комнаты дочери!

И ковер моментально перестал быть огненно–красным, кровать изменила форму, а лавка исчезла. В детали Шазаль не вдавалась. Ей было не до того. Сидя возле ног Райвана, девушка, не отрываясь, смотрела в его лицо. Ее отец! Самый настоящий. О котором она никогда особо не думая, вспомнила в самую черную минуту жизни.

— Да ты совсем взрослая… — удрученно проговорил мужчина, опуская руку. — Значит, прошло шестнадцать лет… — Он вдруг встрепенулся. — Где же твоя мать?