Лилия Гаан - Страстные сказки средневековья. Книга 1.

- О дорогой,- ответила та на упреки мужа,- женщина была оговорена злобным, неотесанным Збирайдой. И вообще, великодушие - добродетель королей!

- Вы не королева, сударыня! - хмуро заметил тот, но настаивать на своем не стал.

Прошло еще полгода, и на масленицу пани Мария тихо вышла замуж за церемониймейстера принца пана Кроули. Её положение укрепилось настолько, что Збирайда было испугался, что она попытается отнять у него опеку над дочерью, но та, казалось, и не вспоминала о Еленке.

Весть о том, что дочь пани Марии будет жить теперь в их замке, поначалу не особенно обрадовала Хеленку, хотя она понимала, насколько это важно для пана Ирджиха. Но когда в доме появилась девятилетняя девочка с испуганными черными глазами и копной вьющихся черных волос, женщина поневоле пожалела её, настолько та не по годам была одинока и дика.

Пани Анелька к тому времени совсем обезумела и творила в замке Лукаши несусветные вещи, обвиняя всех в ереси и распутстве. Хеленка, как могла, приласкала девочку, пожалела сироту и постепенно привязалась к ней. С радостью возилась она с ребенком.

- Дорогая,- как-то растрогано заметил барон,- у тебя золотое сердце! Ты умудрилась полюбить даже дочь своего злейшего врага.

- Нет, мой господин,- вздохнула женщина,- у меня самое обыкновенное сердце, только в нем слишком много свободного места. Там где у остальных находятся дети, внуки, у меня зияющая пустота. Где интересно, наша девочка? Хотя бы какую-нибудь весточку получить от неё!

Что на это мог ответить Збирайда? Только расстроено развести руками...

Граф Палацкий почти полгода скрывался ото всех в своем поместье. Осенью же он снова появился при дворе.

- Я прошу у вас разрешение продолжить образование в университете Падуи! - попросил он разрешения покинуть страну у маркграфа.

Тот досадливо нахмурился, и нехотя согласился. Но особенное недовольство вызвало у правителя Моравии известие, что вместо того, чтобы уехать в Италию, граф тронулся в путь по Священной Римской империи в сторону Франции.

- Что вас удивляет, отец,- усмехнулся принц, прознав об этом,- Тристан поехал за своей Изольдой. Наверное, Ярек и Стефка то же выпили волшебный напиток!

- Я мало знаю дона Мигеля,- не принял насмешливого тона маркграф,- но это не тот человек, за женой которого можно волочиться безнаказанно. Не помогут никакие волшебные напитки - Ярослав глупо поставит под угрозу и себя, и жизнь молодой женщины.

- Они не дети,- небрежно пожал плечами Генрих,- сами разберутся!

ПАПСКОЕ ПОСОЛЬСТВО.

В Вене юную графиню первым делом начали одевать.

- К сожалению, обстоятельства нашего брака таковы, что ваше приданое пришлось оставить в Брно,- сказал ей муж, с тяжелым вздохом прикидывая, в какую кругленькую сумму ему это обойдется, - поэтому придется все шить и заказывать заново. Хотя здесь нет ни подходящих тканей, ни стоящих портних, смыслящих в установившейся в Европе бургундской моде. Но ничего не поделаешь, придется довольствоваться тем, что есть!

Стефка с недовольным видом стояла перед зеркалом в окружении суетящихся швей. Ей ничего не было мило. На супруга она даже не пожелала взглянуть, настолько неприязненно относилась к его заботе и потугам на любезность. Дерзкий вор! Девушка желала ему, по меньшей мере, Геенну огненную за свое разбитое счастье и поруганную любовь.

- Я прошу вас проявить терпение и позволить мастерицам закончить хотя бы одно платье,- дон Мигель сделал вид, что не замечает её холодности,- слух о нашем романтическом браке летел впереди нашего отряда, и вдовствующая эрцгерцогиня Матильда Пфальцкая пожелала вас увидеть при своем дворе! Надеюсь, вы будете любезны с высокородной дамой?!

Супруга угрюмо промолчала, упорно глядя в зеркало. Де ла Верда ушел, но вместо него появился один из викариев свиты епископа, низенький и пожилой толстячок.

- Вам придется, не теряя времени, изучать целых три языка,- смиренно поклонившись, елейно мягко пояснил он,- испанский, итальянский и французский. Пусть женщины шьют, а мы будем учиться. С какого языка вам бы хотелось начать?

Только этого и не хватало! С испанцами мужа она, в случае надобности, объяснялась по-немецки и не видела необходимости, что-то менять.

- Зачем так много?- хмуро поинтересовалась девушка.

- Ближайшие полгода вам предстоит провести во Франции, бывать при самом блестящем в Европе бургундском дворе, и вы будете неловко себя чувствовать, не понимая речи окружающих! - пояснил викарий и тонко улыбнулся,- на испанском же языке ваш муж хочет разговаривать о любви!

- Не думаю, что мне есть, что сказать на эту тему! - отрезала Стефка.

- Возможно,- терпению этого человека, казалось, не было предела,- но ваша свекровь говорит только по-испански, не заставлять же пожилую женщину учить ради общения с вами чешский язык?

Девушка поняла, что назойливый прелат не отвяжется и будет до скончания века приводить ей все новые и новые аргументы. С церковнослужителями вообще трудно спорить.

- Что ж, тогда начнем с французского! - уныло согласилась она.

- Я бы посоветовал начать все-таки с испанского!- настойчиво гнул свою линию собеседник.

- С французского! - упрямо сжала губы Стефания, не желая ни в чем уступать своему новоявленному супругу.

Хочет говорить о любви по-испански? Придется разговаривать с самим собой!

Вдовствующая эрцгерцогиня Матильда Пфальцкая оказалась полной пожилой женщиной, с крупными чертами лица и надменным взглядом чуть выпученных глаз.

- Ах, милочка, мы тут уже наслышаны, что вас похитили буквально из-под венца,- она соизволила даже улыбнуться,- ваш муж истинный испанец! Говорят, только коренным жителям Пиренеев свойственен такой напор чувств и горячий темперамент. Мы, немцы, как правило, более рассудительны и менее эмоциональны. Но дон Мигель такой интересный мужчина, что думаю, вы ему давно простили эту эскападу!

Стефка терпеливо выслушала снисходительную тираду - ей были одинаково неприятны и сама женщина, и её насмешливые слова. Никто не разделял её горя, словно перейти из рук в руки от одного мужчины к другому было так же легко и приятно, как сменить надоевшее платье! С ещё большим недоумением девушка ощутила недоброжелательность свиты вдовствующей эрцгерцогини, которую в отличие от двора маркграфини составляли в основном женщины в летах. Эти почтенные матроны так и сверлили глазами столь скандально прославившуюся моравку. Их взгляды как будто обвиняли её в чем-то порочном и преступном. Но зато де ла Верда чувствовал себя среди этого скопища мрачных старух ничуть не хуже, чем среди красавиц Моравии. Он охотно болтал с самыми неразговорчивыми, дарил направо и налево улыбки, заинтересованно сверкал глазами. И вскоре даже эти замороженные в презрительной надменности австриячки заулыбались и стали охотно ему внимать.