Лилия Гаан - Страстные сказки средневековья. Книга 1.

- А куда вы собираетесь идти, на ночь глядя?

- Куда угодно! Он может появиться в любую минуту,- взволнованно всхлипнула Стефка,- я и так вздрагиваю от каждого звука. Наверное, ждет глубокой ночи!

Доктор согласно качнул головой. Днем в их квартале было бесполезно врываться в дом к магистру университета - распоясавшиеся школяры могли, защищая любимого учителя, солидно намять бока даже городской страже, не то, что прислуге какого-то никому неведомого человека.

- Я, кажется, знаю, где вас спрятать, только это место вряд ли придется по душе порядочной женщине! - тихо пробормотал он, с сомнением глядя на понурую фигурку собеседницы.

- Мне подойдет любое место!- горячо возразила воспрянувшая духом Стефка.

Уж если она ужилась с Жервезой, то ей подойдет даже монастырь со строгим уставом! Но место, которое ей неожиданно предложил лекарь, располагалось, как бы помягче выразиться, на противоположном конце от обителей!

- Вы ведь знаете, что у меня довольно тесные отношения с девицами легкого поведения,- смущенно пояснил де Монтрей,- они постоянно вьются вокруг школяров в поисках заработков. И всякое случается, поэтому я часто помогаю этим несчастным созданиям, когда они заболевают. Так вот, я бы мог вас спрятать в их квартале! Мами-ля-Тибод - владелица нескольких крупнейших домов терпимости с улицы Глатиньи, моя старая должница. Не побрезгуете ли вы принять помощь от потаскух?

Ему удалось озадачить нашу героиню! Она даже не знала, как среагировать на столь экстравагантное предложение. Шлюхи? На мгновение перед внутренним взором предстала потрясающая крестом разгневанная бабка Анелька, и графиня, испуганно передернувшись, едва пришла в себя от неприятного видения, но с другой стороны - если только так она могла избавиться от преследований де Сантрэ, то...

- Какая разница, кто меня спрячет, - обреченно поникла головой Стефка, - лишь бы сбить со следа барона!

- Тогда в путь,- решительно предложил доктор,- сколько времени вам нужно, чтобы собраться?

- Нисколько,- она безразлично пожала плечами,- я готова выйти из дома прямо сейчас, только прихвачу Тибо, да возьму свой узел!

Когда они появились на кухне, Жервеза уже спала, а Тибо дремал на лавке неподалеку от очага. Стефка с сожалением посмотрела на уютные стены с развешанными кастрюлями и сковородами, и сердце сжалось от тоски - что не говори, но после замка Лукаши это было её первое убежище, надежный приют, где она отдохнула и душой, и телом, но, увы, приходилось в спешке его покидать.

- Может, Тибо вы оставите здесь? - тихо предложил профессор.

Стефка чуть ли не с религиозным благоговеньем посмотрела на его голову, ища скрытого до поры до времени нимба местного святого. Такое предложение мог сделать только человек, обладающий неизмеримой добротой и ангельским терпением.

Но сам Тибо не собирался за свой счет пробивать для парижского лекаря дорогу в рай. Он подскочил со своего места, как мячик, едва заметив в руках у хозяйки маленький узелок с вещами.

- Донна не оставит своего шута на этой кухне, где даже мухи от скуки протухли? Тибо от тоски умрет, он итак уже давно не ест и не пьет! Моя госпожа - добрая графиня, а не эта толстуха - гнилая вонючая дыня! - заскулил он, мертвой хваткой вцепившись в её юбки.

Что ж, как говорится, каждый в этой жизни несет свой крест - даже если это не сколоченные две жерди, а шустрый и злоязычный карлик. Графиня вздохнула и, присев, застегнула на заплаканном шуте щегольской плащ с капюшоном.

- Пошли!

Идти он, конечно же, отказался - мол, ночная дорога изобиловала неровностями и грязью, и поэтому бессовестный Тибо весьма ловко пристроился за спиной тяжело вздохнувшего лекаря, а Стефка помимо своего узелка ещё и вынуждена была тащить по темным улицам его увесистый узел!

- Что у тебя там, камни?!- недовольно осведомилась она, спотыкаясь на рытвинах.

- Основное снаряжение - колпак шута! - нагло огрызнулся тот, - мне без него - никуда! Колокольчики мерку серебра весят, так зазвонят, что мертвого воскресят!

Стефка чуть не умерла на месте от злости. Они столько времени голодали, считали каждый грош, обрекали себя на кучу неприятностей, а этот охальник тащил в своем узле уйму серебра! Что на это можно было сказать?

- Дурак!

- А кто спорит? Это мой хлеба кусок, мне умным нельзя быть даже часок!

УЛИЦА ГЛАТИНЬИ.

Фонарь в руке лекаря давал мало света, но и от него был немалый прок.

Стоило только, какой-нибудь подозрительной фигуре угрожающе пересечь их путь, как, узнав мэтра, им сразу же уступали с извинениями дорогу. Доктора действительно хорошо знали и уважали парижские бродяги.

- Девушек бояться не надо,- между тем, говорил де Монтрэй, ещё и умудряясь поддерживать спутницу под локоть на особо труднопроходимых участках дороги,- они неплохие, и редко какая не явилась жертвой обмана со стороны мужчин. Я ни разу не встречал ни одной женщины, которая бы примкнула к этому ремеслу по собственному желанию. Чаще всего все происходит в силу различных обстоятельств. Видишь ли, блудницами не рождаются - это выдумки бесчестных развратников! Девушки становятся на эту дорожку из-за того, что, во-первых, им платят гораздо больше, чем, скажем, служанкам, а во-вторых, из-за кажущейся легкости ремесла. Это потом, когда несчастная погрузится уже по самую макушку в эту грязь, она начинает понимать, что лучше иметь более скромный кусок хлеба, да более твердую почву под ногами. Обидно, что все начинается, как правило, с любви!

Здесь мэтр умолк и о чем-то быстро переговорил с очередным, встретившимся на дороге оборванцем, который, громко шлепая ногами, скрылся в темноте прилегающих улиц.

- На красивых девушек обращают внимание быстрее, чем на их менее приглядных товарок. А природа скупа - обычно дав красоту, она редко её обладательницу награждает таким же умом. И вот, представьте, крутится возле такой красивой простушки хорошо одетый кавалер, куда более привлекательный, чем скажем, подмастерье из соседней лавки, сулит любовь, богатство, красивые платья. Девушка и отдает ему сердце, да кое-что еще в придачу. А получив своё, развратник тут же исчезает, зато о падении, как правило, узнают все! И пошло, и поехало - и мать с отцом могут выгнать из дома, и соседки плюются вслед, а желающие пройти по протоптанной дорожке тут как тут! Появляется пронюхавшая о легкой добыче сводня, и всё, бедняжка уже зарабатывает себе на жизнь в постелях борделей!

Стефка изумленно слушала эту защитную речь. Голос де Монтрея звучал грустно и одновременно сочувственно, рассказывая о бедах тех, ремесло которых стало символом грязи, греха и порока.

- Вся зараза, какая есть в городе - их, каких болезней только не подхватывают, бедняжки! Я всегда им помогаю, чем могу, но иногда и мое искусство бессильно. А уж когда состарятся! Нет зрелища более душераздирающего, чем потерявшая клиентов куртизанка. Вся больная и измотанная, нет у неё ни семьи, ни крова над головой, никому она не нужна, все презирают и отталкивают. Я таким всегда подаю на паперти в первую очередь, уж больно мне их жалко!