Джордж Норман Липперт - Руины Камелота (СИ)

— Назови мне его имя еще раз, — потребовал голос отца, доносясь из глубин библиотеки.

— Мы не знаем его истинного имени, а только имя, которое он использует перед своими последователями, — ответил голос серьезно, почти таинственно. — Он называет себя Меродахом.

— Меродах… — задумчиво произнес король.

Меродах, подумала сонно Габриэлла и содрогнулась. Имя эхом отозвалось в коридорах ее ума, опускаясь вслед за ней в каньоны сна, трепеща словно крылья летучей мыши.

— Меродах? — повторил Томас, осторожно переступая через груду каменных блоков.

Язим вскинул на плечи свою поклажу и обследовал разрушенные стены. Заросли плюща и вереска завладели древним сооружением, скрывая его под собой, сглаживая его формы.

— Мифическое имя. Меродах был богом подземного мира. Но человек, который принял это имя, не был богом.

Томас прикрыл глаза и посмотрел вниз на травянистый холм. Ручей просочившийся через тенистый грот внизу, исчезал под древним каменным мостом. — Кто тогда? Бунтарь с манией величия?

— Монстр в образе спасителя, — ответил Язим. — Он стал гибелью Камелота и послужил преддверием длинного, темного века. Согласно легендам, он был красивый. Высокий. Очаровательный. Но настолько жестокий, что его друзья боялись его немилости, и его враги предпочитали убивать себя, чем встретиться лицом к лицу.

— Конечно же, рассказы о нем сильно преувеличены, — заметил Томас, пробираясь в глубину развалин. Они натолкнулись на ряды каменных скамеек, погребенные в зарослях кустарника, перед остатками рухнувшей башни. Язим стоял, вглядываясь в выступающие из земли предметы. Утренний солнечный свет отражался от гладкой, потускневшей поверхности. Томас понял, что это был колокол.

Язим поднял глаза, окинул взглядом остатки стропил и разросшиеся в изобилии деревья. Тень стоящего рядом замка нависала над обломками.

— На самом деле, истории очень подробно излагают все, — сказал он. — Меродах окружил себя небольшой группой бездушных злодеев. Жаждущие крови и бесчеловечные, они были его руками и ногами. Рассеявшись среди населения, они набирали воинов среди отъявленных подонков, отбросов, и ненавистников, поскольку каждое общество, независимо от того, насколько оно цивилизованное, порождает таких людей. Со временем, во многом из-за благодушия короля, Меродах собрал небольшую тайную армию. Он использовал своих людей, чтобы начать разорять дальние заставы Камелота. Его тактика была проста и ужасна. Небольшая группа мародеров спускалась в деревню под покровом ночи и разрубала на части каждого новорожденного ребенка в люльке, приводя в ужас взрослых, которые обнаруживали его после пробуждения. Утром Меродах входил в деревню со своей охраной, привлеченный стенаниями скорбящих родителей. Он созывал мужчин деревни и предлагал им сделку: присоединиться к нему, чтобы свергнуть короля Камелота или умереть и присоединиться к своим детям на том свете.

Томас посмотрел на своего друга с отвращением.

— Поистине, такого зверя нельзя причислить к роду человеческому. Кто осмелился бы присоединиться к человеку, который убил его ребенка?

— Кое-кто, — непоколебимо отвечал Язим, — из страха за свою жизнь и жизнь своей жены. Другие предавались смерти от рук подонков Меродаха или лишали себя жизни своими собственными мечами. Некоторые пытались сражаться, но Меродах был знатоком садизма. Он знал, что те, кто сражаются, чтобы отомстить за своих погибших детей, будут бороться опрометчиво, ослепнув от горя. Из них он сделал примеры, осквернив их тела настолько ужасно, что я не мог бы рассказать.

Вскоре слухи об извращенной жестокости Меродаха стали распространяться по королевству. Для многих, эти истории действительно были слишком ужасны, чтобы в них поверить. Многие сомневались, обнаружив правду слишком поздно.

В конце концов, реальность ситуации стала очевидной даже для самого короля. Но к тому времени армия Меродаха уже разорила и истребила окраины. Он укреплял свои силы в ключевых форпостах по всему Королевству. Для короля это было грубое пробуждение, но даже тогда он не мог поверить, что все было потеряно. Камелот просто не мог пасть. Он посылал дипломатов и послов, пытаясь вести переговоры со своим врагом. Он не понимал, что нет никакой дипломатии с тем, чье единственное желание уничтожить. Нет никакого компромисса там, где одной, единственной целью является смерть.

Томас хмуро покачал головой. Было холодно в тени развалин. Вместе двое мужчин выбрались на солнечный свет на склоне холма. Поодаль, их лошади мирно пощипывали траву.

Томас вздохнул:

— Итак, в конце концов, зло победило?

Язим задумчиво нахмурился:

— Зло никогда в действительности не побеждает независимо от того, как все может казаться окружающим. Если есть какая-то правда в мире, мой друг.

Томас искоса посмотрел на своего спутника, а затем покачал головой:

— Хотел бы я верить в это.

Язим промолчал. Через минуту оба шли вниз по склону к своим лошадям.

После того, как они верхом снова поднялись в гору, направляясь в тень заброшенного замка, Томас поинтересовался:

— А что же случилось с принцессой Габриэллой? Что она делала в то время как Меродах планировал войну против царства ее отца?

Язим направил свою лошадь вперед в заросший деревьями грот. Лошадь зашлепала по ручью, забрызгивая свои гладкие бока.

— Волею Всевышнего, принцесса Габриэлла сделала то, что делают все маленькие девочки, — просто ответил Язим, — она выросла.

Зал для дуэлей был очень маленький и темный, располагался он в подвале академического собора. Габриэлла полюбила его с первого раза, когда она увидела его когда-то, десять лет назад, в возрасте восьми лет. Тогда он казался ей огромным и величественным, похожим на арену, на которой сражались римские гладиаторы. Маленькое, овальное помещение, окруженное четырьмя рядами сидений, освещаемое лишь кольцом крошечных, зарешеченных окон. Потолок состоял из грубых балок и досок, покрытых копотью и паутиной десятилетий.

Верхний ряд сидений, где сама она сидела прямо сейчас, находился почти под потолком, до стропил можно было дотянуться рукой. Старинные доски были исписаны сотнями имен, примитивных рисунков, символов и грубо составленных стишков. Ее имя тоже было там, вырезанное острием кинжала несколько лет назад. Она вспомнила, как она делала это, как зажав язык между губ, сосредоточенно и тщательно выводила каждую букву: «Габриэлла Ксавьер». Позже какой-то шутник добавил «Тонет в дожде». Габриэлла не возражала. В детские годы она частенько была самодовольным сорванцом. Если бы не жестокая прямолинейность ее товарищей по школе, она бы до сих пор задирала нос.