Павел Васильев - Из пыли времен (СИ)

Но со Зверями по-другому не выходило.

И все же принц выстраивал цепочку того, что знает, звено за звеном. И отправной точкой служила встреча Ингена с черным хищником.

Зверь не мог быть просто каким-то диким животным — они не способны Обратиться. Иначе мир захлестнул бы такой хаос, рядом с которым даже Кровавые Боги показались бы мягкими и пушистыми, а Дикие драконы — не более чем назойливой мошкарой. А значит, кровь Зверя достаточно сильна, чтобы ТАК подействовать на Перворожденного…

Так кто же он, Дикий Родич?

И дальнейшие мысли вновь скатывались в теории и догадки.

И ко всему прибавлялись сны, что посещали слишком часто, чтобы ничего не значить. Девушка и малыш на руках… Мама и он сам? Снова игры Бесплотных?.. Черный Меч… Инниут на что-то намекает? Или уже «кричит во все горло»?..

Мягкая тень скользнула по земле, отвлекая Марена от размышлений. Скользнула быстро, на миг погасив свет.

Звук, что последовал, показался Марену неполным, в нем не хватало протяжного тонкого крика. Сапфировые глаза поднялись на белесый туман облаков, и из мглистой дымки «вынырнул» пикирующий сапсан — облака «всплеснулись» за аспидно-серым силуэтом, и волнами «растеклись» по дрогнувшей глади. Крылья раскрылись, останавливая стремительное падение и подставляя взору светлое брюхо.

Он непринужденно понесся по кругу, и принц ощутил пристальный взгляд — сапфиры поймали на миг темные глаза, окруженные «золотым» ореолом. Крылья оттолкнулись от воздушных течений, одним сильным рывком вознося сокола вверх, и облака сомкнулись, вновь разбежавшись кругами.

Птица не представлялась некой диковинкой: сапсаны распространены в Сером Мире повсеместно. Но ни один из представителей пернатых не поднимался выше облаков, памятуя о Крылатых Змеях! Кровь и ныне инстинктивно напоминала летунам об истинных Хозяевах Неба. И этот устремленный взгляд…

Марен откинул капюшон, тряхнул волосами, глубокий вдох окатил легкие морозным утренним воздухом, «проветривая» голову — путь неблизкий, стоит ли забивать ее ненужными мыслями? Поправил заплечный мешок, проверил меч — легко ли достается? — и сень деревьев приняла его.

Снег под раскидистыми ветвями лежал плотнее, проталины попадались лишь изредка, там, где кроны не сплетались достаточно тесно, чтобы заслонить Дневное Солнце. Ноги тонули в «белом пуху» — благо, всего по середину голенища, — подлесок цеплялся своими скрюченными «пальцами» за плащ, норовя, то и дело, закинуть снега за ворот. Вскоре над головой стали оживать трели, раздались первые шорохи — новый день будил обитателей ото сна. Правда, на дороге принца они не вставали.

Хотя, какая дорога? Двигался Марен, опираясь в основном на чутье, которое охватывало гораздо больше, нежели зрение. Сейчас он чувствовал себя хищником, идущим по следу. Причем, следу настолько давно «погасшему», что даже фраза «едва угадывался» выглядела притянутой за уши.

И вскоре лес изменился, словно уступил упрямству Перворожденного. Нет, деревья стояли все так же плотно. Все те же кустарники заполняли пустоты. Но сам лес казался другим, более старым, «изначальным».

Марен остановился, огляделся. Да, сомнений быть не могло, он стоял на тропе! За прошедшие тысячелетия дорожка заросла, но густые кроны мешали затянуть ее полностью.

Но изменился не только лес, который стал более диким и нехоженым. Сменились и запахи, что стали более «звериными» — Марен отчетливо улавливал аромат волчьей шерсти. Да, и не только волчьей…

Принц хищно улыбнулся, языком царапнув по выпущенному клыку, прикусил губу, и алая струйка стекла на подбородок. Рана затянулась почти мгновенно, но запах крови разлетелся окрест, стегнув, словно удар плети.

— Да, я вижу вас, — вслух произнес Марен.

И желтые глаза, поблескивающие среди ветвей, отпрянули, не выдержав «сапфирового огня» — рысь вжалась в дерево, становясь практически незаметной. С соседнего дерева сорвались «белые перья» — еще один «древесный хищник» стремительно отступил.

Марен полной грудью втянул морозный воздух и двинулся по тропе.

…По проторенному пути шагалось много легче. Кустарники хоть и напирали с обеих сторон и все так же норовили схватить за одежду, но саму тропу «подмять» не успели, даже по прошествии всех эонов времени, которые здесь никто не ступал. С другой стороны, может, просто не возвращались?

Принц петлял между деревьями, вольно раскинувшими свои корни и ветви. Тропа, змеясь, огибала стволы, что становились все толще и старше. Подлесок, еще по-зимнему голый, сплетясь так, что не отличишь один куст от другого, выстроился по бокам, словно стража, или скорее стены… Да, больше походило на коридор, туннель, прогрызенный в «плоти» леса, подобно тому, как термиты прогрызают дерево.

И вот, наконец, показался склон Халадесир.

Сперва — пологий, он дыбился все круче, утопая в белом тумане и полностью затмевая горизонт. И без того необъятная гора, вблизи выглядела и вовсе столпом подпирающим небо, и не позволяющим рухнуть на землю. Острые чернеющие зубья скал соседствовали с обледенелыми скатами и пестрили снежными шапками.

Марен заворожено вглядывался в мутную высь — видимая граница едва заметно клубилась, облака вихрились, но не казались такими уж недосягаемыми.

…У подножия снег лежал достаточно густо, из-за чего тропа терялась под сугробами. И все же, явно угадывалась, осевшими хлопьями белея на уступе, который подобно гигантскому полозу вскарабкивался к облакам, обвивая склон. Но, несмотря на то, что повышалась она, по большей части, полого, «белые перья» усеивающие ее, заставляли двигаться с осторожностью. Местами ноги скользили на припорошенной наледи, стремясь подтолкнуть путника ближе к краю, за которым разверзлась пропасть.

Кое-где, на более отвесных местах, проглядывали вырубленные в камне ступени, цель которых облегчить путь. Вот только, «стоптанные» временем и ветром и обледенелые, они представляли еще большую опасность… Сколько прошло тысячелетий с тех пор, как по ним ступала нога живого?

С другой стороны, если тропа могла возникнуть сама, то ступени свидетельствовали хотя бы о том, что кто-то когда-то все же здесь поднимался. А, возможно, и спускался. И не единожды: не будешь же с таким тщанием рубить гранит, ради одного единственного восхождения. А значит, что-то там есть. Должно быть.

…Истинная Ночь сгустилась вокруг, и Мир словно обратился в уголь и пепел. Усилившийся ночной ветер подъял в воздух «рои белых мух» — они кидались на принца со всех сторон, «кусали» лицо, старались, если не столкнуть со склона, то хотя бы сбить с ног.

Будь принц Смертным, не смог бы сделать и шагу, не рискуя сорваться с отвесных скал. Но Перворожденный все так же твердо ступал, совершенно не поддаваясь стихии и столь явному негостеприимству Спящей горы.