Павел Васильев - Из пыли времен (СИ)

Воин решил тогда, что пора уносить ноги. Похоже, повелитель добился своего — магия вернулась в Серый Мир. Даже он, Убийца-без-Чести, никогда не владевший ничем, кроме Дара Морета, ощутил изменения: волна Силы накрыла, словно бросили за борт посреди Восходного моря, да еще и с камнем на шее!

…Он пропустил момент, как черный клинок возник в руке синеглазого: отвлек мальчишка, который, по виду, с нетерпением ждал того, что произойдет дальше?

«Видящий», — сообразил Черный Воин.

А когда вступили «серые»… И вовсе не описать словами! Словно туман набросился на Зверей и те стали умирать. Но не тихо, как бывает у даудофуров [доудофур — некромаг], а со всеми вытекающими: отрубленные лапы, ноги, головы, хрипы, стоны и кровь во все стороны… Много крови. Море крови! «Багрянец» плескал, будто по наполненным вином мехам лупили кузнечным молотом!

И еще этот рев, от которого подогнулись колени, а руки невольно накрыли голову — решил, что Древние драконы сошли со своих каменных постаментов!

…Воин тряхнул головой: «Обо всем потом! Сосредоточься!»

Слишком долго он ждал этого шанса, чтобы упустить его. Слишком долго питался, чем придется. Сейчас нельзя мешкать!

Черный туннель поглотил Воина, словно следом опустилась занавесь.

Кин налетел принцу на спину, подтолкнув на Зверя, и Когуар вышел на затылке, «вздохнув полной грудью». Но даже теперь клинок оставался матово-черным, ни капли крови на гранях. И струйки, похожие на чад факела, тянулись от него, покачиваясь, словно растрепанные волосы утопленника.

А вокруг со всех сторон окружала выжженная степь. Иссушенная земля трещинами разбегалась под ногами. Ветер стелился на уровне щиколотки, играл песком, кружа маленькими воронками. И казалось, что даже легкие высыхают от исходящего зноем воздуха. Местами чернели уродливые деревья, будто изъеденные пламенем, торчали, словно гнилые кости, вывернутые из груди Мира.

— Бездна Времен… — негромко ругнулся Кин, оглядываясь.

А Марен смотрел в глаза Зверю, что когда-то был его отцом, но не чувствовал ничего, кроме холода, наполняющего сердце. Он все чаще, в последнее время, задумывался, а сможет ли вот так легко поднять на него меч, если придется? Не дрогнет ли рука?..

Смог. Рука не дрогнула, ни на миг. И грудь не наполнилась щемящей болью. Лишь холод растекся внутри…

Отца не вернуть — принц знал это уже тогда, когда сны открыли правду, а Память Крови всколыхнула пелену забвения. Как знал, что он, Марен, его сын. Сын Зверя. В нем его кровь!

Не потому ли он превосходит всех Перворожденных?..

Горло Зверя конвульсивно дергалось, пробитое Когуаром. Лапы плетьми висели вдоль тела, когти облепил песок. Ноги ослабли, подогнулись — Зверь стоял на коленях. И лишь Черный Меч, сжимаемый искрящейся «жидким серебром» рукой, не давал завалиться на бок.

Непроницаемые обсидианы, потеряли блеск, помутнели, и уже не видели ничего вокруг. Но перед взором все еще стояли: юноша, мальчик и девочка. А за их спинами — за троном — возвышались три Древних дракона: Айдомхар, Эйграмер и Райгруа.

Крылатые Змеи нависали над ним. Костистые головы свирепо скалились острыми клыками, и глаза каждого пылали нестерпимым гневом. И за мгновение до того, как Черный Меч впился в горло, и жизнь стала стремительно покидать жилы, Зверь испытал новое для себя чувство, неведанное прежде — страх. Холар понял, какие Печати сорвал такой, казалось, тщательный план. Лавина двинулась, и ни изменить, ни, тем более, предотвратить ничего уже невозможно.

Пыль времен поднялась.