Павел Васильев - Из пыли времен (СИ)

Фигура выступила, словно соткавшись из мрака. Статный мужчина с глазами цвета глубоких вод и бородой, сплетенной в «косичку», по-хозяйски переступил порог Замка Драконов… Почти таким, его и помнил Марен: Перворожденным, наследником Дома Летар; таким же помнила Лита: высоким, с покатыми валунами мышц.

Но сейчас на груди воина тускло сверкал стальной нагрудник с золоченой вязью, оплетающей восходящее солнце. Бордовый плащ с золотым кантом трепыхался на плечах. А мускулы распирали кольчужный хауберк.

На поясе перемигивались адаманты, что украшали и ножны, и крестовину маската.

За спиной воина чернели три дюжины Зверей. И на фоне льющихся в зал лучей Ночного Солнца, они казались самой тьмой. И в этой тьме мерцали влагой оскаленные клыки, и диким Голодом сверкали обсидианы глаз. Грудь каждого с шумом вздымалась. Но все стояли смирно, ни один не сорвался с места, завидев желанную добычу.

— Дитя Солнца… — начал Холар.

Но Лита не собиралась его слушать. Месть не предусматривает никаких разговоров! Убить и скормить воронам! Пусть себе разговаривает в Бездне — там будет целая прорва времени!

Ладонь с хрустом сжалась на рукояти Когуара, изумруды вспыхнули смарагдовым огнем ярости, по волосам растекся расплавленный металл. Она рванулась вперед!..

Грудь Холар исторгла свирепый рык! Мышцы мгновенно вспухли, и кольчужная связка лопнула, кольца «брызнули» в стороны, зазвенев по стенам. Стальной нагрудник лязгнул по гранитным плитам у ног, а следом, с шелестом, осыпались остатки хауберка, и плавно опустился, чуть отставший бордовый плащ.

И Лита замерла не в силах пошевелиться!

Все ощутили, как сгустился воздух, застыв вековым янтарем. На плечи навалилась тяжесть, сковывая незримыми цепями.

Зверь возвышался, раскинув лапы, сверкающие острыми когтями, пасть скалилась в ухмылке; и лишь серебристая лента на подбородке напоминала о прежнем статном воине.

И когда его рык коснулся гранита Хемингара, замок, казалось, ответил дружным утробным ревом Крылатых Змеев, встретивших врага, древнего, как само время.

— Помнят… — довольно прорычал Холар, двинувшись через зал.

Звери медленно вливались в проем. А когда выход из замка отгородила стена иссиня-черной шерсти, за их спинами возникла еще одна фигура.

Воин в графитово-сером доспехе появился бесшумно, не скрипнуло ни одно сочленение брони, не звякнул по бедру меч, висевший на поясе. Из-под опущенного забрала не вырывалось дыхание, и грудь не вздымалась. Он выступил из мрака беззвучно и замер, не шелохнувшись, похожий на каменных исполинов, застывших вдоль стен тронного зала. А по нагруднику извивался призрачно-серебристый Крылатый Змей.

— Я уже говорил, я не так беззащитен, как тебе бы хотелось, Дитя Солнца, — злорадно оскалился Зверь, приближаясь к девушке.

Коготь коснулся подбородка Литы, гневно сверкающей изумрудами — мышцы ее напряженно пытались разорвать сковавшие путы. Острый полумесяц скользнул по гладкой коже, оторвался, царапнул скулу. Зверь наклонил голову, наслаждаясь действом, подхватил рассыпанные по плечам огненные пряди.

— Словно броня самого Райгруа… — задумчиво пробормотал он. — И в глазах смарагдовое пламя…

Черная морда ткнулась в волосы, ноздри зашумели, вбирая запах.

— Надеюсь, они вернуться, — Зверь тронул ладонь, сжимающую Черный Меч, и оскалился: — Но в этот раз все будет по-другому! — обсидианы хищно блеснули. — Ты хотела впиться зубами мне в глотку?

Лита ощутила покалывание клыков у себя на ключице — кожаный жилет без сопротивления пропустил их, но Зверь словно примерялся, растягивая удовольствие, — ее легкие зашипели бессильной яростью, злость нарастала, заполняя все естество, что рвало и терзало, грызло зубами, сковавшие цепи.

Но те никак не поддавались.

— Твоя кровь сильна… — дышал Холар девочке в шею. — Жаль… Это тело верно послужило мне… Но не беда, мое «истинное лицо» останется неизменным.

— Отец, — тихо произнес Марен, — se edir kel es [Вот, мы встретились].

— Отец? — вскинулся Зверь.

В мгновение ока он оказался перед принцем. Черные обсидианы цепко впились в лицо юноши, нос дрогнул.

— Не признал… — усмехнулся Зверь. — Отца, больше нет. Память моей Крови вытеснила его. Он не вернется, — он принюхался. — А мне нравится твоя кровь, Перворожденный. Вы с ней, — мотнул головой в сторону Литы, — чем-то похожи.

Он вновь потянул носом, и грудь замерла на середине вдоха, глаза распахнулись…

— Не лезь вперед, — ехидно шепнул Кин, стоящему позади Атену.

Зверь отпрянул! Пасть ощерилась клыками, шерсть на загривке встала дыбом, уши прижались к черепу, словно у загнанного волка. А в черных обсидианах отразился свет серебристых змеек, вынырнувших из-под надорванного рукава шерстяной рубахи Марена! Они оплели предплечье, локоть, сползли до запястья, и в сжатом кулаке, словно из самого мрака сплелся черный клинок с молочно-белым эфесом; Лита почувствовала, как рука опустела.

— Кровь Богов… — выдохнул Зверь, поднимая лапы.

А Марен повел плечом…

И Лита бросилась вперед: цепи растаяли, оковы спали, давящая тяжесть рассеялась и больше ничего не сдерживало. Шипение, рвущее грудь, переросло в неистовый рев, содрогнувший Хемингар. Волосы взметнулись и вспыхнули искрами — казалось, даже воздух затрещал от опалившего жара.

Пламя сорвалось с раскрытых ладоней, ударило в воздвигнутый Зверем барьер, растеклось по нему, словно вода, и поглотило, довольно схлопнувшись. В озарившей тронный зал вспышке тени драконов подернулись, и сквозь истончившийся мрак у каменных постаментов проступили двенадцать воинов, похожих на перетекающий туман.

Саодир с Атеном поклялись бы перед всеми Богами, что вслед за девушкой ринулся Пламенеющий дракон. На краткий миг им показалось, даже увидели расправленные кожистые крылья, услышали клекот и свист разрываемого воздуха…

Зверь отшатнулся от Силы, обрушенной «янтарным потоком», и из пламени на него вынырнула Лита. Девичьи клыки впились в шею, и дикий вопль боли вырвался из могучей груди, покрытой иссиня-черной шерстью.

Он с трудом стряхнул ее, попятился, зажимая рану — кровь плескала из разодранных жил, щедро заливая пол. Лицо девушки довольно оскалилось, «багрянец» струился по подбородку, сладкий вкус мести ласкал губы.

Три дюжины Зверей взревели и, повинуясь неслышному приказу, бросились в атаку.

Марен сорвался с места, и «жидкое серебро» вспыхнуло ярче, рык, исторгнутый легкими, казалось, исходит откуда-то сзади, из-за трона, где в камне замерли три Древних дракона, и его тут же словно подхватили остальные Крылатые Змеи.

От Атена метнулась черная тень — волосы Кина мелькнули, вспорхнувшей стаей воронов… И вновь Смертный готов был поклясться, поставив на кон посмертие, что слышал клекот кожистых крыльев… Он хотел двинуться следом, но замер, потому что двенадцать воинов сделали шаг. И каждое движение лежало за гранью сознания Атена, где-то там, где существуют герои, драконы и Боги, о которых гласят мифы и легенды. Воины и не двигались, в привычном для юноши смысле. Они струились, словно туман, очертания плыли дымкой, и каждый выпад, походил на текущую мглу.