Ирина Шевченко - Там, где горит свет

— Большинство экспонатов, представленных в этом зале, были привезены известным вентанским археологом Генрихом Лэйдом с раскопок в департаменте Альер, которыми он руководил, начиная с двадцать восьмого года прошлого века. Нужно заметить, что при жизни Лэйд не пользовался особым авторитетом среди коллег, как говорили многие, из-за несерьезного подхода к науке. В своих работах он часто ссылался на выдержки из легенд, увязывал реальные исторические находки с мифологией, и сам, по утверждению современников, верил в существование сказочных существ, которые якобы не только населяли наш мир раньше, но и до сих пор живут среди людей… Впрочем, для человека его профессии такое чудачество простительно. К тому же в последние годы Лэйд заметно посерьезнел, а из его трудов исчезли упоминания об альвах и ундинах. Но представленное здесь тем и интересно…

Мужчина продолжал говорить, но Тьен вдруг перестал разбирать слова. Перебегавший от стенда к стенду взгляд прилип к большому портрету на дальней стене длинного, уставленного экспонатами зала. Не видя больше ничего и никого вокруг, почти оттолкнув с дороги экскурсовода, юноша быстрым шагом двинулся к картине, и Софи, руку которой он так и не отпустил, едва поспевала за ним.

— Погодите! — выкрикнул сбитый с толку музейный работник. — Нельзя же так!

Но никто его не послушал. И юнцы (красавчик-брюнет еще злобно сопел, косясь на вора), и трясущийся старичок уже устремились вслед за юношей и выстроились перед портретом, изображавшим немолодого лысоватого мужчину в круглых очках, стоявшего за спинкой кресла, в котором устроилась с ребенком на руках светловолосая красавица. Мальчик лет пяти улыбался матери, и в прищуренных глазенках блестели лукавые зеленые искорки…

— Что ж, — вздохнул усач. — Давайте так. Это, господа… и дама, и есть Генрих Лэйд, его жена Александра и их сын… э-э… в записях не осталось его имени. В скором времени после того, как был написан этот портрет, вся семья погибла при трагических обстоятельствах. Портрет сохранился лишь потому, что художник не успел отдать его заказчику.

— Когда случился пожар? — спросил Тьен и сам не узнал свой голос.

— Я еще не говорил о пожаре, — оживился экскурсовод. — Вы, должно быть, читали о жизни Лэйда? А пожар, как верно сказал молодой человек, произошел в имении археолога, к слову, всего в пяти милях от нашего прекрасного города, в тридцать девятом году.

— Прошлого века? — зачем-то уточнил вор, не в силах оторваться от лица женщины на портрете. Светлые, почти белые волосы, нежная кожа, огромные голубые глаза. А в жизни она была еще красивее…

— Семьдесят два года назад, — шепотом подсчитала Софи.

По спине ручьями потек холодный пот, и Тьен еще крепче сжал руку девочки.

— Часть альерских находок была передана музею Генрихом Лэйдом лично, но большинство экспонатов попали к нам уже после смерти археолога. Их любезно и совершенно безвозмездно предоставил родственник жены Лэйда, господин Фернан Андер…

— Где его можно найти? — вновь перебил рассказчика вор.

— Очевидно, на кладбище, — резко заявил обиженный такой вопиющей наглостью экскурсовод. — Сверьте даты: вряд ли господин Фернан дожил до наших дней.

Жив, еще как жив. Что бы там Ланс не плел, на мертвяка Фер совсем не походил. Родственник, значит…

— По условиям договора дарения музей обязан выставлять данную экспозицию на широкое обозрение раз в три года, — продолжил тем временем усач. — В остальное время коллекция сберегается в хранилище. Но в этот раз решено было организовать выставку раньше установленного срока, потому что… — Он замялся. — Решено было открыть выставку раньше, — закончил безо всяких «потому что». — И если больше вопросов нет, предлагаю перейти к осмотру…

…Игрушки россыпью на ковре, глаза разбегаются: солдатики, пушки, повозки, отполированные деревянные брусочки, из которых можно построить огромный замок, за который будут сражаться оловянные вояки.

— Ты его разбалуешь, Фер! — смеется мать.

— Чушь! Мальчишку нельзя разбаловать подарками, только неуемной материнской заботой.

Из этих дощечек, верно, составляется мост. А вот лошади!

Игра увлекает, и разговор взрослых слышится будто издалека.

— Ты не все мне говоришь, Аллей. Для тревоги есть причины?

— Нет. Конечно же, нет.

— Значит, все по-прежнему? И он не обнаруживает никаких ненужных способностей?

— Если кровь и проявилась в нем, то только моя кровь. Мне кажется, воздух благоволит к нему.

— Воздух, это хорошо, — успокоенно вздыхает мужчина. — Не огонь, не земля, не вода. Хотя…

— Договаривай!

— Порой мне кажется, что у него глаза водяного змея.

— У него глаза его деда, — в голосе матери слышится горечь. — А Верден — змей еще тот.

— Потому я и беспокоюсь, Аллей. Я не могу быть с вами все время.

— Генрих о нас заботится. Он хороший человек.

— Вот именно, человек.

— Оставим эти разговоры, Фер. Здесь нас не найдут, да и вряд ли будут искать. Лучше пойдем, я покажу тебе, как мы устроили библиотеку. Поиграешь тут один, милый?

Конечно! Как можно оторваться от всего этого великолепия?

Когда шаги в коридоре стихают, он тихонько подбирается к камину и отодвигает мешающую дотянуться до огня решетку.

— Смотрите, что у меня есть! — гордо хвастает он, показывая жителям очага солдатика с длинной винтовкой.

Они глупые, конечно, и целыми днями только и делают, что грызут дрова, но такую красоту невозможно не оценить.

Юркие огненные ящерки вытягивают шеи и согласно кивают: красота…

— Тьен! — Софи с силой дернула его за руку. — Ты… Как ты?

— Голова закружилась, — соврал он, отворачиваясь от портрета.

— Этот мальчик, ты заметил…

— Что?

— Вы похожи, — пролепетала она смущенно.

— Немного, — признал Тьен.

— Просто ты говорил, что не помнишь своих родителей…

— И если бы не пожар, он мог бы быть моим дедом, — грубо закончил вор. — Пойдем, посмотрим, что там еще.

Он не хотел обижать ее, но и не имел никакого желания рассказывать то, во что невозможно поверить. Потому что как раз она поверила бы.

Словно проснувшись от затяжного сна, юноша бродил по залу. Руку Софи он уже выпустил, но девочка тенью брела следом, ни словом не отвлекая от рассказов музейщика и собственной заговорившей памяти. Какие-то вещи он узнавал, какие-то видел впервые. Ему редко дозволялось входить в кабинет отца и никогда — в комнату, где хранились привезенные им с раскопок находки. Только раз мать подвела к большой каменной плите, к той самой…

— А это… — начал экскурсовод, подведя маленькую группу к огражденному канатами экспонату.