nastiel - Кровь и туман (СИ)

– Я передам, что ты его искал.

Бросаю взгляд на настенные часы. Сегодня вторник, сейчас половина второго. Я знаю, где Даня. И в штабе его не будет ещё около получаса.

– Окей, – Тай демонстрирует мне оттопыренный в кулаке большой палец. – Спасибо. И кстати, Боунс будет ждать тебя вечером у себя, как обычно.

Чёрт. Я прямо-таки чувствую все эти изучающие взгляды.

– Круто, – бурчу в ответ.

Но не обязательно было говорить об этом при всех!

Тай уходит, взгляды продолжают меня исследовать. Непосвящённых среди них всего двое: Виола и Полина. И их в совокупности недостаточно, чтобы меня смутить.

– Даня пошёл в художку? – интересуется Лена.

Конечно, она знает. От неё у меня секретов нет.

– Угу.

– Так иди, чего сидишь?

Я удивлённо на неё гляжу.

– Ты же сама сказала, что о свободе мне только мечтать, пока вы не закончите разводить бардак!

– Но не тогда, когда дело касается твоего брата. Ты давно уже нужен ему, Вань. – Мне в руки прилетает тот самый шар со снежинками. Я отрываю взгляд от гирлянды на коленях и поднимаю его на Лену. – Иди.

Бросаю и гирлянду, и шар обратно в коробку. Из гостиной – в комнату “Беты”, где я оставил свою куртку на Лениной кровати. Оттуда – на улицу. Бежать не надо: я знаю, сколько времени Даня ещё планирует провести там, куда отправился.

Три дня в неделю в одно и то же время он уходит, чем бы ни занимался и где бы ни находился, к одному и тому же месту – к крыльцу своей бывшей художественной школы.

Как известно, бывшие так просто не уходят. Всё равно магнитом к ним тянет, чтобы только ещё раз увидеть. Клянёшься себе, что в последний, но фишка в том, что не работает это, за последним всегда идёт самый последний – и так по возрастающей прямой удаления конца, который тебе, на самом-то деле, не очень-то нужен.

Так и с людьми, которых бросаем мы и которые бросают нас, и со зданиям, местами. Поэтому я не удивляюсь, когда выхожу из-за угла, оказываюсь перед двухэтажным зданием художественной школы и вижу Даню. Стоит напротив входа, спрятав ладони в карманы куртки. Опирается спиной на один из металлических прутьев забора.

Молча прохожу через ворота и встаю рядом в ту же позу. Сегодня наша одежда отличается только цветом – так бывает часто, когда утром мы собираемся не вместе. Кто-то раньше смеялся, что у нас один мозг на двоих, да вот только быстро перестал, стоило Славе элегантно намекнуть нашему обидчику, что если он не заткнётся, ему о своём собственном мозге придётся беспокоиться.

Давно это было, лет пять назад. А если вспомнить всё, что произошло со временем со слов Славы, то и того больше.

Даня приходит к художественной школе за пятнадцать минут до начала занятий и уходит, когда его бывшие сокурсники покидают здание. Оправдывается, мол, Амелию встречает, но на самом деле всё это пропитано исключительно эгоистическими мотивами.

Мне больно смотреть на него такого. Сам не свой. Больше никогда не на своём месте. Раньше рисование держало его на плаву в любой из ситуаций: когда случалось что-то ужасное, он запирался у нас в комнате, выгоняя меня в кухню, и рисовал. А теперь лишь сидит на своей кровати, сверлит взглядом стену и трёт правую руку, больше не способную выводить на холсте художественные формы и штрихи.

– Если бы ты не психовал, был бы сейчас там, – говорю, нарушая тишину. Киваю на здание. – А не тут.

– Давай не будем, – с напором просит Даня.

– Ладно, допустим, то время, когда ты показал себя последней истеричкой, уже не вернуть. Но ведь можно пойти в самую младшую группу и…

– Это так не работает, – раздражённо перебивает Даня.

Раньше никогда такой привычки не имел. А сейчас обрывает, даже не задумываясь.

– Ты ведь не пробовал.

– Не поможет, говорю.

– Слушай…

– Разговор окончен.

И так каждое моё следующее предложение. Я не сдаюсь, когда счётчик попыток пересекает несколько десятков. И когда в ход идут уничижительные взгляды и цоканье языком. Он не идёт на открытый конфликт, но при этом не позволяет мне и слова сказать, потому что знает, что я прав, а вся его идея мучения самого себя является нелепым детским капризом.

Успокаивается Даня, только когда из дверей школы выходит Амелия. Она сразу замечает его, машет ему рукой. Даня не расцветает, как бывало раньше, но по крайней мере уже не напоминает грозовую тучу в человеческом обличье.

Амелия пускается бегом по ступенькам, и Даня отлипает от забора, чтобы двинуться ей навстречу. Я успеваю схватить его за руку и развернуть обратно на себя.

– Прекращай, – прошу. Для просьбы выходит грубовато, но я уже не знаю, какой мне выбрать способ, чтобы до него достучаться. – Нет ничего постылого в том, чтобы начать сначала. Сдаться и бездействовать – вот, что плохо.

– Со стороны-то рассуждать мы все горазды, – сквозь зубы цедит Даня.

– Мне просто не нравится видеть тебя таким.

– Так не смотри, в чём проблема? – Даня резким движением вырывает свою руку обратно.

– Проблема в том, что я твой брат! – кричу вдогонку. Даня не останавливается, не замедляет шаг. Но мне плевать. – И я не успокоюсь, пока ты не вернёшься ко мне старым собой. Слышишь? Филонов!

Взмахивает рукой. Просит отстать. Но я знаю его слишком хорошо, чтобы поверить в его безразличие.

Удочка заброшена. Осталось только дождаться, когда рыбка заглотит наживку.

А она заглотит. Я эту рыбку лучше себя знаю.

Я не остаюсь, не становлюсь свидетелем драматической сцены. И так знаю, какой она будет: они обнимутся, поцелуются, обменяются парой фраз, в которых, со стороны Амелии, проскользнёт и моя мораль в том числе, а со стороны Дани будет то же, что он сказал мне, только в более мягкой форме. Ведь ощетиниваться у него в привычке только в моём обществе, потому что я не считаю гнев минусом, тогда как сам Даня стыдится того, что может проявлять такие эмоции.

Миротворец до мозга костей. Весь в папу.

Возвращаюсь обратно в штаб тем же путём. Короткий разговор с Даней напоминает о том, что впереди меня ждёт нечто похожее и с Леной. Оба: что Даня, что она – непробиваемые, твердолобые… не глупцы, нет. Просто упёрто считающие, что есть проблемы, попытки подбора решений к которым не приведут ни к чему, кроме провала.

– Давай поговорим, – говорю с порога.

В гостиной народу только прибавилось. Слава пришла, вместе с ней Лия и Артур.

Зря я рот раскрывал. И снова на меня все смотрят.

– Ваня? – спрашивает Слава. Думает, что я ей. Обеспокоенно оглядывает меня, брови хмурит. – Что-то случилось?

– Это мой клиент, – говорит Лена. Она уже не у ёлки, а в руках вместо шариков – мишура: на очереди украшение камина. – О чём ты хочешь поговорить? – спрашивает, подходя.

Правда, вопрос какой-то и не вопрос вовсе. Никакого интереса в нём, никакого любопытства. Потому что знает всё прекрасно и без моих наводок.